Некоторое время Степа и Дон, передавая друг другу наушники, наслаждались потусторонним концертом в собственной трансляции. Техника работала исправно, воображаемые привидения добросовестно завывали, вздыхали, стучали, бренчали и топали, и организаторы радиопостановки с замиранием сердца ждали, что к стенаниям нежити вот-вот присоединит свой дрожащий голос испуганная хозяйка квартиры. Однако время шло, пьеса пошла по второму кругу, и Дональду стало казаться, что подуставшие призраки начинают хрипеть. На самом деле этот эффект создавали эфирные помехи, но Дон всерьез забеспокоился:
– Глухая она, что ли?
Одновременно с этим вопросом он прибавил звук. Беспокойная нечисть обрела второе дыхание и завыла громче – точь-в-точь хищная стая гоночных мотоциклов, несущихся по скоростному треку с ревом двигателей и визгом тормозов.
– Ну?! – Степа окаменел от внимательности.
Привидения с моторчиками пошли на третий круг.
– Она спит, как пожарник! – выждав полминуты, сказал раздосадованный Дональд.
– Может, не спит вовсе? Может, она уже померла с перепугу? – напрягся Степа. – С первого же замогильного вопля коньки отбросила, даже пикнуть не успела?
Дональд не ответил. Он уже бежал в прихожую, к телефону, задумав разбудить спящую хозяйку квартиры звонком. К сожалению, ничего не вышло: домашний телефон Елены Ивановны отзывался гудками, а мобильник после долгой паузы откликнулся приятным девичьим голосом, сообщившим, что аппарат абонента выключен.
– Точно, спит! Вырубила телефоны и дрыхнет, зараза, как сурок! – разгневался Дон.
– Дры-ыхнет? – возмущенно повторил Степа, стремительно свирепея при мысли о том, сколько его кровных денег было вбухано в радиопостановку. – Щас я ее подниму!
– Ты куда? – крикнул вслед убегающему приятелю Дональд.
– Туда!
И Степа понесся по коридору, на бегу приговаривая:
– Не встает? Ладно! Щас встанет!
– Импотент! – выглянув из кухни, злорадно прошептала баба Катя. И тут же испуганно отпрянула, потому что Степа круто развернулся и в два прыжка подскочил к бабуле.
Старушка успела укорить себя за несдержанность языка, но Степка, как оказалось, обидного словечка вовсе не услышал. Его привлекла бабкина щетка на длинной ручке.
– Баба Катя, дайте палку, – скороговоркой попросил Степа. – Я попользуюсь и сразу верну!
Не дожидаясь ответа, Степа вырвал щетку из слабых рук старушки, гигантскими шагами умчался в прихожую и выскочил из квартиры, оставив бабу Катю увлеченно гадать – каким таким гнусным образом использует этот извращенец ее палку?
Засыпала я под набирающий силу дождик, и дробный перестук капель навеял мне странный сон. Привиделось мне, будто из поднебесья на мой подоконник сыплются маленькие куколки: деревянные, пластмассовые, целлулоидные. Мягкие зверюшки безвольно валились на дорожку, резиновые пупсы упруго подскакивали и рушились в кусты. Дождь с градом игрушек крепчал, пупсы увеличивались в размерах, и вот уже сверху полетели гигантские куклы. Эти были на парашютах – кроме надувных женщин, удивительно похожих на Джульетту Незабудкину. Куклы валились с визгом, писком и топотом. Потом послышался нарастающий вой, и на землю упала рослая фигура, опознать которую я не успела. При падении игрушка расплющилась в плоский блинчик затейливого силуэта со множеством отростков, но почти сразу же отклеилась от земли и замолотила в мое окно руками, похожими на полоски фанеры. Стук дерева о стекло заставил меня проснуться.
Открыв глаза, я рывком села на диване и посмотрела в незашторенное окно. В мутном свете далекого фонаря чернели мокрые кусты, а по стеклу действительно елозила какая-то палка! Спросонья я вообразила, что ко мне в дом рвется десантировавшийся Буратино, и, взлетев на подоконник, я злобно гаркнула в открытую форточку:
– А ну, убирайся отсюда, бревно недобитое!
Грузный удаляющийся топот заставил меня опасливо задуматься о размерах этого деревянного человечка. Судя по ощутимой тяжести шагов, данное конкретное детище Папы Карло было вырезано из массива дуба в полный баскетбольный рост!
Обратив марионетку-переростка в бегство, я для успокоения нервов глубоко подышала свежим ночным воздухом из форточки и, почувствовав, что моим босым ногам стало зябко на голом подоконнике, слезла обратно на диван. Потом протянула руку и включила лампу.
Рука заметно дрожала, потому что ничем не спровоцированное ночное нападение шизоидного Пиноккио меня здорово напугало. Сердце в груди колотилось, как погремушка в руках веселого младенца, кровь шумела в ушах, и я не сразу услышала странные звуки, доносящиеся из гостиной. А когда услышала, быстро погасила свет и замерла, как идол с острова Пасхи – каменный истукан с вытянувшейся физиономией и длинными, как у таксы, ушами. Обычно мои слуховые органы имеют гораздо более компактный размер, но сейчас они сами собой увеличились. И если бы какая-нибудь любопытная Красная Шапочка попыталась прояснить природу этого явления традиционным вопросом: «А почему у тебя такие большие уши?», я ответила бы ей хриплым испуганным голосом: «Чтобы лучше слышать, деточка!»
И ведь было что послушать!
Под покровом ночи в моей квартире бурлила какая-то жизнь. Или наоборот – и не жизнь вовсе? Звуки мне слышались такие, которые вызывали в воображении образы, абсолютно несовместимые с жизнью. Как живые – тьфу, как мертвые! – виделись мне разные неприятные личности, с кожными покровами нездорового синюшного цвета, с пустыми глазницами, грязными кривыми когтями и клыками, непомерная длина которых привела бы в ужас дантиста. Некоторые из этих несимпатичных персонажей щеголяли в долгополых белых балахонах самого потрепанного вида, а иные и вовсе блистали голыми костяками, демонстрируя идею нудизма, доведенную до полного абсурда.
Клянусь, я не неврастеничка, и врожденный оптимизм мне уменьшить так же трудно, как некоторым другим дамам – целлюлитные отложения на бедрах! Не исключено, что в другой обстановке все эти стоны и вздохи показались бы мне даже эротичными, но ночью, в пустой неуютной квартире, в полном одиночестве слушать кошмарный концерт гадких невидимок было очень, очень неприятно! Чтобы не завыть от страха, я закусила кулак, после чего все-таки завыла, но уже от боли. Обрадованно встрепенувшиеся привидения тут же организовали мне слаженную подпевку. Даже в состоянии ужаса я оценила, как органично сочетается мое соло с хором призраков – словно мы пели по нотам, причем перед концертом долго и старательно репетировали.
И тут меня словно током ударило! Я подпрыгнула на диване и широко распахнула глаза, которые незадолго до того крепко-накрепко зажмурила, хотя в этом не было никакого смысла.
– Ну-ка, ну-ка! – прошептала я, прислушиваясь.
Долгий противный скрип, наводящий на мысль о проржавевших дверях заброшенного склепа, сменился быстрым топотом босых лилипутских ножек. Затем послышался мерзкий смешок, и вслед за ним – раскатистый демонический хохот, отзвуки которого заметались под сводами воображаемого подземелья, как вспугнутые летучие мыши.
