Столкнувшись с крестьянским противодействием мобилизации, власти сделали основную ставку на силовое решение проблемы. В докладе Симбирского губвоенкома, посвященном ходу мобилизации в губернии в июне 1918 г., констатируется, что «производство этой мобилизации сильно затруднялось», так как «со стороны темных элементов были покушения на агитаторов, не охранявшихся вооруженной силой». И она, хотя и с большими затруднениями, была осуществлена лишь тогда, когда в деревню были направлены карательные отряды «для применения всевозможных мер к побуждению волостных и сельских администраций к немедленной высылке на сборные пункты всех граждан, на которых распространялась объявленная мобилизация»
{541}. К наиболее злостным дезертирам, участвовавшим в крестьянских выступлениях, применяется высшая мера наказания — расстрел
{542}. Подобные меры давали результат, но, как свидетельствуют документы, крестьянская позиция по отношению к мобилизации менялась кардинальным образом не только под влиянием страха перед репрессиями, но и в силу других обстоятельств, изучение которых проливает свет на один из ключевых и дискуссионных вопросов в отечественной и зарубежной историографии — о причинах победы большевиков в Гражданской войне.
Мобилизация в Красную армию в 1918 г. не везде встречала противодействие. Так, в информационном листке Наркомата внутренних дел от 29 июля 1918 г. сообщалось, что в Пензенской губернии, в с. Тимирязеве и близлежащих к ним селениях «организуются отряды для борьбы с чехословаками»
{543}. Аналогичная ситуация сложилась в южных уездах Саратовской губернии. 6 августа 1918 г. в телеграмме из Балашова Донского военкома Е.А. Трифонова председателю Всероссийского бюро военных комиссаров К.К. Юреневу указывалось: «Население очищаемых нами местностей поголовно уходит за нами и становится под ружье. Крестьяне приходят толпами, требуя оружие, подъем огромный»
{544}. В донесении Саратовского губвоенкома о положении в губернии за период с 25 октября по 10 ноября 1918 г. отмечалось: «26 октября 1918 г. крестьяне оказали помощь отряду Киквидзе против наступавших банд Краснова, казачьих банд. В районе с. Матышево Аткарского у. в деревнях принимаются резолюции о поддержки советской власти»
{545}.
В прифронтовой зоне Восточного фронта происходили события, аналогичные описанным в Саратовской губернии. Например, 17 октября 1918 г. завполитотделом штаба 5-й армии Кучурин сообщил, что в Цивильском и Чебоксарском уездах Казанской губернии мобилизация прошла успешно, «ни одного человека нет, не подчинившегося декрету», «население настроено в пользу советской власти»
{546}. Агитатор Всероссийского бюро военных комиссаров А.А. Кланг в начале ноября 1918 г. в своем докладе в Москву отметил: «Крестьянство в некоторых местах относится безразлично или вернее выжидательно к Красной армии. В других же местах, где проходили и жили чехи, чувствуется оставленный ими гнет, и Красную армию встречают радушно»
{547}.
Из приведенных примеров следует, что крестьяне изменяли свою позицию по отношению к большевикам и Красной армии под влиянием двух обстоятельств: во-первых, полученного опыта «знакомства с чехами», во-вторых, реально осознанной угрозы со стороны Краснова и «казачьих банд». Особенно важным среди названных причин является второе обстоятельство. Активное участие крестьянского населения юга Саратовской губернии в отражении наступления казачьей армии генерала Краснова, на наш взгляд, имело принципиальное значение. Напомним, что в июне-июле 1918 г. в губернии полыхало мощное крестьянское восстание на почве недовольства грабительской политикой большевиков. Крестьянские выступления продолжались и осенью 1918 г. Тем не менее, саратовские крестьяне выступают в защиту советской власти и делают это тогда, когда над ней нависает угроза со стороны белоказачьей армии Краснова.
Это, на первый взгляд, противоречивое и нелогичное поведение в действительности продиктовано вполне здравым смыслом. Для крестьян казаки были символом старого мира, несущего на своих знаменах самую страшную для них угрозу — помещичье землевладение. Они знали, что генерал Краснов отменил на Дону все законы советской власти и идет в мужицкую Россию делать то же самое
{548}. Наверняка они знали и об антикрестьянской позиции руководства «Демократической республики “Всевеликого войска Донского”», сделавшего ставку на коренное казачество в ущерб интересам иногороднего населения. Поэтому их реакция на появление у рубежей своих селений казачьих отрядов была вполне адекватной. Крестьяне защищали не советскую власть, а прежде всего свои жизненные интересы: завоеванную в ходе революции землю. По мере устранения угрозы этим интересам их участие в вооруженном противостоянии сторон ослабевало.
Итак, причиной крестьянской поддержки советской власти был «горький опыт» знакомства деревни с «новым порядком». В Поволжье в 1918 г. это была власть Самарского Комуча, державшаяся на штыках чехословацких легионеров. Мы уже говорили об отрицательном отношении крестьян к этому политическому режиму. Применительно к проблеме мобилизации в Красную армию можно отметить, что активную поддержку ей оказали в первую очередь те селения, которые находились в зоне боевых действий и испытали на себе всю «прелесть» грабежей и насилия Народной армии. Это были также селения, подвергшиеся экзекуциям в период принудительной мобилизации в армию Комуча. В связи с этим следует отметить, что во многих случаях отношение конкретных селений и волостей к мероприятиям советской власти, включая военную мобилизацию, зависело от того, попали ли они под «горячую руку» проходящих через них в период боевых действий частей Красной армии или просто чересчур «ретивых исполнителей» всевозможных реквизиций и повинностей. В нашем конкретном случае поддержку мобилизации оказали те уезды Казанской губернии, которые наиболее пострадали от действовавших на их территории частей Народной армии.
§ 2. Дезертирство и «зеленое движение» в 1919–1920 гг.
В начале 1919 г. штаб «Верховного главнокомандующего Российского правительства» — адмирала Колчака в информационном обзоре ситуации на территории Совдепии прогнозировал всплеск дезертирства на территории Советской России, включая Поволжье, в 1919 г.
{549}
Подобная перспектива осознавалась и советской властью. В конце 1918 — начале 1919 гг. большевики принимают организационные меры для эффективной борьбы с ожидаемым весной массовым дезертирством из частей Красной армии. В частности, в начале 1919 г. в соответствии с постановлением Совета Обороны от 25 декабря 1918 г. в регионе создаются губернские комиссии по борьбе с дезертирством. Они подчинялись Центральной временной комиссии по борьбе с дезертирством (Центрокомдез), сформированной из представителей Всероглавштаба, Всероссийского бюро военных комиссаров и НКВД. Губернским комиссиям предписывалось вести решительную борьбу с дезертирством из воинских частей, дислоцированных на территории губернии и скрывающимися на ее территории дезертирами. Для этого создавались специальные вооруженные отряды. 29 марта 1919 г. губернским комиссиям по борьбе с дезертирством было предоставлено право рассматривать дела о дезертирстве с наложением взысканий и наказаний (от условного лишения свободы вплоть до расстрела). Комиссиям предоставлялось право проводить полную или частичную конфискацию имущества и передавать земельные наделы дезертиров и их укрывателей во временное пользование семьям красноармейцев. В то же время, руководствуясь постановлением Совета Обороны от 3 июня 1919 г., они могли освобождать от суда и наказания дезертиров, добровольно явившихся в установленный срок в военные комиссариаты
{550}.
