Изначально Каменева воспринимала данные секции как полезное прикрытие: «Эти научные, литературные и прочие секции придают работе внешне общественный характер»
{119}. Однако вскоре она поняла, что такая структура позволяет достичь гораздо большего: разные секции ВОКСа могли вовлекать в свою орбиту важнейшие фигуры из соответствующих отраслей знаний, содействовать установлению связей с иностранными учеными и культурными деятелями и распространить влияние организации за пределы возможностей, открытых для ее постоянного персонала. Общественности, впрочем, не полагалось знать, что правление ВОКСа в типичном для советских учреждений 1920-х годов стиле также имело и свою «фракцию» коммунистов, и это не считая пяти «ответственных работников» ВОКСа, также коммунистов.
Учреждение, созданное Каменевой, было в партийно-государственной иерархии в лучшем случае скромной силой среднего уровня, однако в то же время оно являлось главным органом среди учреждений, занимавшихся формированием зарубежного общественного мнения. В смысле научно-культурных связей и обменов его роль стала ключевой. Правление и центральный аппарат организации в Москве были сравнительно небольшими (в совокупности около шестидесяти человек в 1929 году), но деятельность ее оказалась весьма разветвленной; уполномоченные ВОКСа занимали важные посты (в большинстве случаев при посольствах), и их становилось в разных странах все больше и больше. Среди отделов ВОКСа основными были следующие: по приему иностранцев, печати, книгообмена, обмена кинофильмами, банкетов, выставок, переводов и фотографическое агентство «Русс-Фото». Это существенные части всего механизма, но «основной оперативной частью» ВОКСа, тем, что стало важнейшим аналогом «общественных» секций, являлась разбросанная по всему миру сеть референтов, или штат аналитиков. Референты должны были следить за культурной жизнью стран, в которых они находились по работе, и выявлять иностранцев, способных стать «проводниками нашего культурного влияния»
{120}. Организация референтуры ВОКСа четко отражала структуру заграничных учреждений НКИД, за исключением того, что все первые четыре сектора ВОКСа были связаны с Европой и США, а восточная секция к концу 1926 года так и не была еще создана
[10].
Советская интеллигенция, таким образом, получила заметную, однако подчиненную роль в ВОКСе, а само общество явно участвовало в процессе, который можно назвать советизацией гражданской жизни. Мобилизация представителей советской интеллигенции для работы с иностранцами ради общегосударственных интересов и содействие их поездкам за рубеж отражали появление нового качества советской «общественности» (непереводимый термин, обозначающий и общественную сферу, и гражданское общество, и образованную публику, и социально и политически активные группы, и даже интеллигенцию). Резкое сокращение числа неправительственных («общественных») организаций началось в конце 1920-х годов, в результате чего количество общероссийских и всесоюзных обществ разного рода стремительно сократилось. В 1934–1938 годах их уже было менее двадцати. В начале 1930-х годов секции ВОКСа потеряли свою значимость и референтура стала доминировать в его деятельности
{121}. Впрочем, к тому времени секции и так уже считались не столь необходимыми для работы организации. Ожидаемое от беспартийных интеллектуалов правильное исполнение предписанных «гражданских» ролей в «международных» делах (при подписаниях петиций и встречах иностранных гостей) стало рассматриваться властями к концу 1920-х годов как нечто гораздо более серьезное. История ВОКСа — это наглядная демонстрация вовлечения в работу и мобилизации государством виднейших представителей советской интеллигенции, которые в результате становились важнейшим орудием советской культурной дипломатии.
Статус ВОКСа как общества не был лишь фикцией для внешнего употребления, поскольку на тот момент он составлял часть более широкого проекта по привлечению советской интеллигенции, в данном случае — в сферу международных культурных связей. Однако именно этот статус обуславливал и непредвиденные политические последствия. Дело в том, что ВОКС, не подчиняясь ни одному властному ведомству, оказался, так сказать, в положении сироты внутри советской бюрократической иерархии. Вначале предполагалось, что роль «шефа», по крайней мере для предшественника ВОКСа — ОБИ, могут сыграть, хотя бы отчасти, органы НКИД, что соответствовало бы модели культурной дипломатии в странах Европы
{122}. Пока новая организация продолжала поддерживать тесные связи с НКИД и ставить себя в зависимость от внешнеполитических задач, она развивалась в уникальной политической парадигме. Серьезное место в работе ВОКСа принадлежало ОГПУ, особенно по части приглашения иностранцев, их пребывания на территории СССР, а также их активности по сбору разного рода информации. Соответствующие стратегические решения высшего уровня требовали участия большевистского ЦК. Тем не менее ВОКС не являлся обособленной вотчиной какой-либо одной контролирующей инстанции. В 1928 году Каменева докладывала ЦК партии, что ВОКС готов все вопросы «согласовывать предварительно со всеми заинтересованными организациями (НКИД, ИККИ, НКПрос, ОГПУ и т.д.)». Ненормальное положение данного «общества» внутри партии-государства делало его уязвимым для бюрократических атак, даже несмотря на то что масштабы и значимость его деятельности после 1925 года серьезно возросли. В 1929 году Каменева отмечала, что каждый комиссариат проводит целый ряд мероприятий на международном уровне, однако «каждый год ставится вопрос о существовании нашей организации»
{123}.
Одна бюрократическая победа, которую Каменевой все же удалось одержать для ВОКСа, заключалась в сохранении централизации его международной работы — удалось блокировать вовлечение в культурную дипломатию союзных республик в качестве независимых акторов. Предложения по более основательному подключению их к работе высказывались во время дискуссий вокруг создания ВОКСа в 1924 году, но Каменева приложила все усилия, чтобы убедить заинтересованных лиц в том, что новая организация должна быть достаточно авторитетной и таким образом — всесоюзной. Один из членов ЦИК, которого она приобщила к этой работе, писал, что любая новая организация, привлекающая союзные республики в качестве отдельных игроков на международной арене, «несомненно умалит свой авторитет за границей»
{124}. ВОКС поспешил создать свои отделения в союзных республиках
{125}. Конечно, для осуществления подобной политики централизации в 1920-х годах было немало сложностей, и ВОКС не мог просто одним декретом монополизировать все международные связи. Но после 1925 года ему было уже вполне по силам собирать информацию из союзных республик и представлять ее в нужном свете в изданиях, публикующихся на иностранных языках и распространяемых за границей. Например, Каменева обращается в партийную организацию Закавказской республики за материалами для специального бюллетеня ВОКСа. Очевидно, это делалось с целью противодействия весьма активным в Европе грузинским эмигрантам-меньшевикам, для подогревания во Франции интереса к Армении и создания благоприятного образа бакинских нефтепромыслов в глазах «капиталистов» и представителей интеллектуальных кругов, а также для демонстрации достижений советской власти в развитии местных национальных культур и освобождении женщины
{126}. Одновременное подчеркивание достижений СССР и проведение пропагандистских контркампаний всегда было краеугольным камнем работы ВОКСа с печатью и общественным мнением и в других областях.
