«Встреча Нового года в парижском торгпредстве».
Поэма о вожде
В январе 1936 года Лили и Осип Брики подготовили к выходу в свет сборник под названием «Живой Маяковский».
О том, что представляли собой тогдашние читатели (и, надо полагать, почитатели) ушедшего поэта, 26 января сообщила газета «За коммунистическое просвещение». В её статье писалось, что в Пензенском педагогическом техникуме решили вызвать на социалистическое соревнование Нижнеломовский педагогический техникум. Нижнеломовцы согласились и прислали в Пензу свою делегацию. Состоялся обмен текстами договоров. Но через два дня пензенцы обнаружили в тексте нижнеломовцев 132 ошибки. И в город Нижний Ломов была срочно направлена бумага:
«Пензенский педтехникум возвращает вам ваш соцдоговор, привезённый студентами вашего педтехникума, с исправленными ошибками для переписки его более грамотно.
Директор педтехникума Шанин».
Нижнеломовцы бросились читать текст соцдоговора пензенцев, а прочитав, ответили:
«Друг по несчастью тов. Шанин!
“Чем кумушек считать трудиться, не лучше ли, кума, на себя оборотиться”. Тронут за внимание, что исправили наш соцдоговор, но возвращаем вам ваш соцдоговор, где имеется несколько больше ошибок, чем в нашем. Направляю для переписки его более грамотно.
С приветом, директор педтехникума Окунев».
В тексте, составленном пензенцами, нижнеломовцы нашли 156 орфографических и пунктационных ошибок!
А в настольном календаре вернувшегося из заграничной поездки Ильи Сельвинского в том же январе появилась запись:
«27 января понедельник
3 день шестидневки
Образ Маяковского останется в истории в корне противоречивым: этот огромный поэт был призван строить блюминги, а убедил себя в том, что нужно делать зажигалки. Если б партия так обращалась со своими заводами, у нас не было бы индустриализации».
На следующий день (28 января) в газете «Правда» была опубликована статья «Сумбур вместо музыки», громившая поставленную в Большом театре оперу Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда».
8 февраля «Правда» вышла с очередной разгромной статьёй – «Балетная фальшь». Речь снова шла о Шостаковиче, только на этот раз о его балете «Светлый ручей».
Зато в газете «За коммунистическое просвещение» от 10 февраля пьеса Ильи Сельвинского «Умка белый медведь» была оценена положительно:
«В “Умке” поэт впервые создал образы людей социализма, овеенные большой теплотой».
13 февраля 1936 года политбюро приняло решение об организации в Арктике дрейфующей научной станции «для проведения океанографических, метеорологических и геофизических исследований в интересах народно-хозяйственного освоения Крайнего Севера (в том числе судоходства по Северному морскому пути), обеспечения трансатлантических перелётов советских самолётов».
Люди, надолго отправлявшиеся на далёкий Север, становились героями.
В это время (в начале февраля) в Минске проходил третий пленум правления Союза советских писателей. Горький в Белоруссию не поехал, поэтому не стал свидетелем триумфа Ильи Сельвинского, который, получив слово для выступления, обратился вдруг к собравшимся стихами – прочёл третью часть своей «Челюскинианы»:
«Голов яровое поле
Колышется весело, как от струны —
Деревня с трибуны слушала голос
Тёплый голос своей страны.
Толпа задышала: “Сталин, Сталин!”
И стала грузить на плечи его
Всё, о чём старики мечтали,
Маялась молодость из-за чего.
Он весь на глазах обрастает нивой,
Гусиные вьюги над нивой летят.
Мильоны глаз его холят ревниво
И видят таким, каким хотят…
И в этом огромном одушевленье,
Словно одна золотистая нить,
Звенело “Сталин!” как выраженье
Любви к вселенной и жажды жить».
Это была поэма о Сталине.
Зал встретил её бурными овациями. Раздавались крики восторженного одобрения. На трибуну тут же поднялся поэт Александр Безыменский, чью речь на следующий день воспроизвела «Литературная газета»:
«Безыменский. – Я поздравляю вас и себя, товарищи, с огромным успехом одного из поэтов нашей страны и всей советской поэзии в целом: Илья Сельвинский написал поэму о Сталине. Много счетов предъявляли мы Илье Сельвинскому. Со всей сердечной прямотой большевиков указывали мы его срывы, недостатки или болезни. Мы выполнили свой долг большой дружбы по отношению к Илье Сельвинскому.
Ну что ж, Илья… Особенно дорога нам твоя победа, потому что это есть вызов на соревнование, брошенный всем поэтам.
Голос. – А коммунистам в первую очередь!
Безыменский. – А коммунистам в первую очередь!»
Сам Сельвинский об этом произведении чуть позднее написал так:
«Поэма, действительно, удачна. Написано широко, отважно, с большим дыханием, с сознанием своего права говорить о вожде не как о маленьком боге, а как о большом человеке. Это не просто. В особенности, когда оригинал жив».
Сталину (вне всяких сомнений) тотчас доставили текст поэмы, и вождь с нею ознакомился. Надо полагать, что она Иосифу Виссарионовичу понравилась, и к Сельвинскому он стал относиться с уважением.
А газета «Литературный Ленинград» 14 февраля тотчас же привела слова поэта Суркова из его доклада на том же III писательском пленуме:
«Пьеса “Умка белый медведь” – это выход в новый этап творчества поэта и одно из крупнейших явлений советской поэзии последних лет».
Илья Сельвинский позднее написал:
«Горький говорил об “Умке” с доброй улыбкой, с восхищением покачивая головой, пересказывая отдельные места, задумываясь с весело прищуренными глазами, с забытой улыбкой под сердитыми усами:
– Интересно… Любопытно… Хорошо… Здесь показано, как под влиянием Советской власти человек поднимается с четырёх лап на две ноги».
«Сумбур» в искусстве
Кампания травли творцов, создававших в искусстве «сумбур», тем временем продолжалась. Высказался о ней и вернувшийся из Минска поэт-триумфатор Сельвинский – 28 февраля в одном из писем он написал:
«Что же касается самого Ш<остаковича>, то такая встряска ничего, кроме пользы, ему не принесёт: уж очень легко относится он к своему дарованию. Его последняя вещь – “Ручей” – извините меня – халтурятина. И вообще я не верю людям, для которых творчество слишком “моцартистично”».
