В тот же день (27 июля) по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации была арестована Людмила Фёдоровна Дитятева, бывшая жена восстановленного в партии троцкиста Георгия Леонидовича Пятакова, работавшего тогда первым заместителем наркома тяжёлой промышленности СССР. Пятаков сразу отправился к секретарю ЦК ВКП(б) Ежову и (как о том сам Ежов написал Сталину) попросил…
«…предоставить… любую форму (по усмотрению ЦК) реабилитации. В частности, от себя вносит предложение разрешить ему (Пятакову) лично расстрелять всех приговорённых к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену».
28 июля 1936 года на острове Удд была построена деревянная взлётно-посадочная полоса, и экипаж Валерия Чкалова стал готовиться к возвращению в Москву.
А Исаак Штейн, которого Генрих Ягода отправил знакомиться с архивом охранного отделения, добрался в это время до особо важных документов, которые принадлежали бывшему вице-директору (заместителю директора) Департамента полиции Сергею Виссарионову.
Действительный статский советник Сергей Евлампиевич Виссарионов занимал эту должность в 1912–1913 годах. И при этом он ещё возглавлял Особый отдел Департамента полиции, осуществлявший надзор над кадрами всех охранных отделений России и курировавший все агентурные расходы своего ведомства.
Знакомясь с документами Виссарионова, Штейн неожиданно обнаружил папку, на которой было написано: «Иосифъ Джугашвили». Штейн обрадовался, подумав: «Вот будет подарок Иосифу Виссарионовичу Сталину!» В папке была даже фотография молодого вождя. И Штейн стал с интересом знакомиться с содержанием папки.
Тем временем Сталин решил, что пора окончательно расправиться с рютинцами. И осуждённого на 10 лет Мартемьяна Рютина, отбывавшего срок в Уральском политизоляторе, неожиданно привезли в Москву и поместили во внутренней тюрьме НКВД. Начались допросы с жестокими пытками. Но Рютин на вопросы следователей не отвечал и «протоколы допросов» не подписывал. Пытался покончить с собой.
29 июля ЦК разослал по партийным организациям ещё одно закрытое письмо, в котором говорилось об опасности, угрожавшей всей стране Советов:
«Сергей Миронович Киров был убит по решению объединённого центра троцкистско-зиновьевского блока…
Объединённый центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока своей основной и главной задачей ставил убийство товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Коссиора, Постышева…
Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага партии, как бы хорошо он ни был замаскирован».
Папка «заговорила»
А у Исаака Штейна, знакомившегося с папкой вице-директора Департамента полиции, настроение вдруг резко изменилось, так как все её документы свидетельствовали о том, что Иосиф Джугашвили (то есть вождь страны Советов Иосиф Сталин) был осведомителем царской охранки. В папке были донесения, выдававшие революционеров, написанные его рукой, были расписки в получении денег за эти предательства, а также докладная записка жандармского полковника Ерёмина с подробным описанием карьеры агента охранного отделения Иосифа Джугашвили по кличке «Рябой».
Поделиться своими впечатлениями со своим московским начальством Штейн остерёгся – ведь Ягода был верным сталинистом. И Исаак Штейн, взяв с собой злополучную папку, помчался в Киев, где жили его друзья со времён ещё Гражданской войны: начальник НКВД Украины Всеволод Балицкий и его заместитель Зиновий Кацнельсон.
2 августа самолёт Чкалова, Байдукова и Белякова взлетел с острова Удд и направился в Хабаровск. Посадки были ещё в Красноярске и Омске.
В это время в Киеве украинский нарком внутренних дел Балицкий и его заместитель Кацнельсон, тщательно проверив документы, которые привёз из Москвы Исаак Штейн, и убедившись в том, что это не фальшивки, показали папку генсеку компартии Украины Станиславу Косиору и командующему войсками Киевского военного округа Ионе Якиру. Те были в ужасе. Якир вместе с папкой тотчас же вылетел в Москву к маршалу Тухачевскому.
А чкаловский АНТ-25 10 августа 1936 года приземлился в Москве.
Встречать лётчиков, совершивших героический перелёт на Дальний Восток, на подмосковный Щёлковский аэродром приехал лично Иосиф Сталин (в сопровождении Клима Ворошилова и Лазаря Кагановича). Весь экипаж был удостоен званий Героев Советского Союза, а Валерию Чкалову передали в личное пользование автомобиль (с шофёром) и самолёт У-2.
Прилетевший в Москву Иона Якир сейчас же встретился с маршалом Михаилом Тухачевским и познакомил его с содержанием папки Департамента полиции. Затем были встречи с командующим Белорусским военным округом Иеронимом Уборевичем, с начальником Политуправления РККА Яном Гамарником, с начальником Управления по начальствующему составу РККА комкором Борисом Фельдманом и другими военачальниками. Все они единодушно говорили, что Сталина необходимо арестовать. Фельдман даже сказал, что вождя следует как можно скорее убить, так как медлить очень опасно. Но Тухачевский и Гамарник с Фельдманом не согласились и предложили устроить манёвры войск в Белоруссии, пригласить туда Сталина, там арестовать его и судить закрытым судом, чтобы не дискредитировать всех достижений страны Советов.
И командармы приступили к подготовке этого чрезвычайного мероприятия.
Но они не учли того, как широко распространились по стране Советов доносчики, поставлявшие свои «сигналы» в НКВД. В Красной армии стукачей тоже было предостаточно. И о том, что среди военачальников возник антисталинский заговор, вскоре стало известно людям из команды Ежова. Тот известил об этом Сталина. Вождь приказал Ягоде произвести аресты.
Отправившегося из Москвы в Ленинград заместителя Михаила Тухачевского Виталия Примакова энкаведешники пытались взять под стражу ещё в вагоне поезда. Но адъютанты Примакова скрутили оперативников и сдали их наряду милиции на ближайшей станции.
Однако намеченного к аресту Примакова это не спасло.
Василий Васильевич Катанян:
«Примакова арестовали на даче под Ленинградом в ночь на 15 августа 1936 года…»
Аркадий Ваксберг:
«Лиля ничего не понимала и не находила сил, чтобы хоть что-нибудь предпринять. Да и что она могла бы? Её опорой были Примаков и Агранов. Примаков уже находился на пути в московскую Лефортовскую тюрьму, пыточные камеры которой позже войдут в десятки мемуарных свидетельств. Агранов сам был одним из шефов того ведомства, которое арестовало Примакова. Он не мог не знать о готовившемся аресте человека, с которым десятки раз сидел за общим дружеским столом… Завсегдатай и друг дома, он вдруг просто исчез, что с полной очевидностью означало только одно: “Забудь про меня!”»
На ещё один любопытный штрих этого «дела» обратил внимание Василий Васильевич Катанян:
«В архиве ЛЮ сохранился акт обыска при аресте, где среди изъятых вещей значится “портсигар жёлтого металла” с надписью “Самому дорогому существу. Николаша”.
