Но «циркуляр В. 795» никак не мог работать «против Лили» (мы уже достаточно подробно говорили об этом), хотя бы потому, что она в нём вообще не упоминается.
Что же касается «чёрного списка М.1.5», в который якобы была занесена мать Лили Брик, то сам же Бенгт Янгфельдт в той же книге утверждает, что ещё в 1927 году…
«…Елену Юльевну вычеркнули из списка и позволили остаться в стране».
Какому утверждению верить?
Как бы там ни было, но въездную визу в Великобританию Брикам не выдали, о чём Лили Юрьевна и записала в своём дневнике 10 октября 1929 года:
«Нам отказали в англ<ийских> визах».
Этот отказ Аркадий Ваксберг прокомментировал так:
«Нет, вовсе не для того, чтобы пустить пыль в глаза госпоже Каган, собрались в дорогу Лиля и Осип. Но – для чего же? Почему именно в этот, достаточно напряжённый момент? И почему им, многократно проверенным на благонадёжность, многократно её доказавшим, – почему им вдруг перекрывают дорогу при полном попустительстве ближайших друзей, от которых разрешение на выезд как раз и зависит?»
На вопрос Ваксберга («для чего же собрались в дорогу Лиля и Осип?») мы уже ответили: Брики стремились поскорее уехать из страны Советов потому, чтобы не присутствовать при том, как Яков Агранов, используя свои гепеушные связи, расправляется с Маяковским. Эта расправа должна была быть тайной, неведомой тому, против кого она направлена. И ещё она должна была стать достаточно жестокой, чтобы навсегда отбить у Маяковского желание обижать своих друзей-сослуживцев.
Могут возникнуть вопросы. А для чего было таиться? Разве нельзя было нанести обидчику открытый прямой удар? Ведь у Агранова были для этого все возможности.
Задумаемся над этим.
И вновь обратим внимание на поездку Бриков в Великобританию.
Валентин Скорятин самым внимательнейшим образом…
«…пересмотрел три пухлые архивные папки из фонда НКВД РСФСР… Почти шестьсот листов!.. Фамилии Брик в них нет. Отказов не было.
И ещё один архив. Здесь – в выездных делах Л.Ю. и О.М.Брик – тоже нет никаких запросов в британские консульские учреждения. Так был ли сам запрос осенью 29-го? Не миф ли это?..
Поездка сорвалась?
Но всё же, как оказалось, намерение съездить за рубеж осталось. Пришлось только передвинуть сроки отъезда».
Почему Скорятин не обнаружил в архивах никаких документов с просьбами Бриков о въездных визах, объясняется просто – их поездку в Великобританию (несмотря на все заявления и записи Лили Брик) организовывало ОГПУ. И кто-то из гепеушников (скорее всего, всё тот же Яков Агранов) сказал Брикам, что отказ временный, поэтому нужно немного подождать, и отъезд их состоится чуть позже. Вот почему Лили Юрьевна и Осип Максимович отнеслись к этому происшествию спокойно. И (в ответ на каждый шаг Маяковского и чуть ли не на каждую произнесённую им фразу) стали ещё безжалостнее и больнее «колоть» автора «Бани».
Владимир Владимирович в тот момент готовился к поездке в Ленинград, где ему предстояло выступить на вечерах, на которых он собирался читать свою пьесу: 12 октября – в помещении Государственной академической капеллы, 13-го – в Московско-Нарвском доме культуры и 20-го – в Доме печати.
В день его отъезда произошло событие, которое иначе как мстительным ответом Агранова и Бриков на образы Победоносикова, Оптимистенко и Мезальянсовой и не назовёшь.
Первый «укол»
Об этом событии Лили Брик много лет спустя рассказала итальянскому журналисту Карло Бенедетти:
«Вот случай, записанный в моём дневнике:11 октября 1929 года, вечером, – нас было несколько человек, и мы мирно сидели в столовой Гендрикова переулка. Володя ждал машину, он ехал в Ленинград на множество выступлений. На полу стоял упакованный запертый чемодан.
В это время принесли письмо от Эльзы. Я разорвала конверт и стала, как всегда, читать вслух. Вслед за разными новостями Эльза писала, что Т.Яковлева <…> выходит замуж за какого-то, кажется, виконта, что венчается с ним в церкви, в белом платье с флёрдоранжем, что она вне себя от беспокойства, как бы Володя не узнал об этом и не учинил скандала, который может ей повредить и даже расстроить брак. В конце письма Эльза просит посему-поэтому ничего не говорить Володе.
Но письмо уже– прочитано. Володя помрачнел. Встал и сказал: «Что ж, я пойду». – «Куда ты? Рано, машина ещё не пришла». Но он взял чемодан, поцеловал меня и ушёл».
В.В. Маяковский. Москва, 1929.
Фото: А. А. Темерин
Никто из присутствовавших на той читке Эльзиного письма никаких воспоминаний об этом событии не оставил. Читала ли Лили Юрьевна полученное письмо на самом деле?
Аркадий Ваксберг высказался так:
«Сцена эта, так старательно воспроизведённая Лилей, отличается поистине нарочитой театральностью. Она поражает отнюдь не спонтанностью, а толково продуманным замыслом, который грубовато и беспощадно реализует талантливый режиссёр. И то, что Лиля всё читает и читает вслух это письмо в присутствии Маяковского, отлично сознавая, что режет ножом по его сердцу; и то, что просьба "ничего Володе не говорить "заботливо перенесена в самый конец письма, а она всё равно её оглашает в присутствии (по инерции, что ли?); и то, что оно содержит такие подробности (флёрдоранж, белое платье и прочее), которые совершенно безынтересны для Лили, но зато должны особенно уязвить Маяковского; и то, что оглашению текста, сильно смахивающего на сплетню, внимают пусть и завсегдатаи дома, но всё-таки посторонние люди (публичная декламация какого-либо другого письма Эльзы ни в мемуарах, ни в дневнике Лили не зафиксирована) – всё говорит за то, что мизансцена тщательно отработана и преследует вполне определённую цель».
Из тех «нескольких человек», присутствовавших при чтении, Лили Брик потом упомянула лишь Надежду Штеренберг, жену художника Давида Петровича Штеренберга.
Валентин Скорятин к этому добавил:
«Позволю себе обратить внимание читателя на такой весьма существенный штрих. Среди неназванных интервьюеру „нескольких человек“, оказывается, находились В.Полонская и М.Яншин. И в разговоре со мной Вероника Витольдовна подтвердила, что хорошо помнит тот давний осенний вечер в Гендриковом.
Что же получается? Маяковскому как бы невзначай сообщают о замужестве Яковлевой, да ещё в присутствии женщины, ему небезразличной. Можно лишь догадываться, что происходит в его душе. Удар по самолюбию. К тому же «парижскую новость» он узнаёт не сам по себе, а от Лили Брик».
Аркадий Ваксберг:
«К тому же до свадьбы было ещё очень далеко (она состоялась 23 декабря 1929 года, когда только и могли появиться флёрдоранж с белым платьем), в октябре же, по свидетельству самой Татьяны, дю Плесси („кажется, виконт“) лишь начал ухаживать за нею, добиваясь согласия на брак, а Эльза, как утверждала впоследствии Татьяна, уже поспешила заверить её, что Маяковскому не дали визы на выезд…»
