Поскольку Фадеев обнаружил, что в творчество советского поэта проникли взгляды немецкого поэта, композитора и философа Фридриха Ницше и французского поэта и философа Анри Бергсона, которые считались чуждыми и даже враждебными «советскому мировозрению», Сельвинскому не оставалось ничего другого, как начать переделывать все свои «прежние произведения» (с тем, чтобы они начали отвечать «запросам современного читателя»).
Аркадий Ваксберг, который в тот момент как раз оканчивал школу, написал:
«Наш школьный словесник, незабываемый Иван Иванович Зеленцов, говорил нам в сороковые годы: “Вы обязаны выучить наизусть «Стихи о советском паспорте» и «Товарищу Нетте…». Хорошенько держите их в голове до экзаменов. Но, пожалуйста, любите другого Маяковского, того, кто написал: «Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека». Любите великого поэта, которого не проходят в школе”. Не уверен, что у всех учеников моего поколения был такой бесстрашный и честный учитель…»
Подследственные Лубянки
В апреле 1947 года настала очередь и Илье Ильичу Шнейдеру (бывшему секретарю Айседоры Дункан) познакомиться с Лубянкой, в которой заправляли теперь не энкаведешники, а эмгебешники. Об этом написано в его книге «Воспоминания о ГУЛАГе»:
«К 6 часам утра я оказался в тюрьме. Надзиратели стояли бледные, замученные, в чём-то чёрном. Я сразу подумал: гестапо!.. Ввели меня в камеру, все вскочили, руки по швам, лица серые. Потом я узнал, что приняли меня за прокурора».
И начались допросы по ночам, и лишения сна днём.
Илья Шнейдер:
«Было 53 допроса. Обвинения не предъявляли. После первого допроса вошёл майорчик, подал следователю что-то и вон на цыпочках. Следователь прочёл и передал мне. Документ кончался словами: “Имеющимися материалами полностью изоблечён в совершении преступления, предусмотренного статьёй 58, 10а”. Санкционировано Абакумовым и прокурором».
В 1947 году министр государственной безопасности Виктор Абакумов докладывал Сталину:
«В отношении изобличённых следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний о своей преступной деятельности, органы МТБ, в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года, применяет меры физического воздействия…»
Иными словами, Сталин ставился в известность, что заключённые подвергаются пыткам.
Илья Шнейдер:
«Я сидел в камере с маршалом Ворожейкиным, начальником штаба ВВС…
Маршал, сидевший со мной, придя с ребёнком с ёлки в Колонном зале, сказал:
– Зачем это нужно: “Спасибо Сталину за счастливое детство?” А в квартире была установлена подслушивающая аппаратура. Сокамерников моих обвиняли в том, что они выпускали на фронт неполноценные самолёты. В угловой камере сидел дважды герой маршал Новиков».
Григорий Алексеевич Ворожейкин в первый раз был арестован 14 мая 1938 года в Хабаровске, где служил помощником по боевой подготовке начальника ВВС Особой Краснознамённой Дальневосточной армии. Следствие (с избиениями и «интенсивными допросами») продолжалось два года. 21 апреля 1940 года «за недоказанностью преступления» Григорий Ворожейкин был освобождён и восстановлен в РККА. С августа 1941-го – участник Великой Отечественной войны. 19 августа 1944 года ему было присвоено звание маршала авиации. Теперь его арестовали во второй раз.
В «угловой камере» находился бывший командующий военно-воздушными силами Красной армии дважды Герой Советского Союза Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков, арестованный в апреле 1946 года.
А из радиорепродукторов страны продолжала литься песня на слова Сергея Алымова:
«В нашей жизни всякое бывает,
Набегает с тучами гроза.
Туча уплывает, ветер утихает,
И опять синеют небеса».
Летом 1947 года двухлетнее следствие по делу Василия Витальевича Шульгина (того самого, что принимал отречение Николая Второго) завершилось, и 12 июля его приговорили («за антисоветскую деятельность») к 25 годам заключения. Отбывать срок ему предстояло во Владимирском централе.
А мирная жизнь в стране Советов тем временем продолжала налаживаться.
Василий Васильевич Катанян:
«Лиля и Эльза всю жизнь помогали друг другу. Эльза, как парижанка, одевала сестру – когда скромно, а когда шикарно – зависело от возможностей. Но Лиля в долгу не оставалась. Например, в конце сороковых она регулярно посылала продуктовые посылки в Париж, еда там была в это время дороже нашей. Я ездил на Центральный почтамт и на таможне предъявлял посылку, её смотрели, перебирали, я зашивал холстину иглой, которую мне давала с собой ЛЮ. Так продолжалось годами».
Аркадий Ваксберг:
«Советские власти это не запрещали – возможно, даже поощряли в пропагандистских целях: слыханное ли дело – не Париж кормит Москву, а совсем наоборот! Кое-что из продуктов (главным образом шоколад), как свидетельствует Василий Катанян-младший, воровали французские таможенники. Было что воровать, но Эльза на воровство не жаловалась, совсем наоборот: “шоколад доходит в прекрасном виде! Печенье очень вкусное – московские хлебцы. А какая белуга! А осетрина!” Не только у Эльзы потекли бы слюнки…
Продукты в Москве ещё распределялись по карточкам, правда, работали и коммерческие магазины – по ценам, тоже “коммерческим ”».
В 1947 году Сельвинский опубликовал поэму «Арктика» (переделанную из поэмы «Челюскиниана»), Это произведение осталось практически никем не замеченным.
21 января 1948 года был арестован бывший комендант Смольного и Кремля Павел Дмитриевич Мальков.
А страна Советов 23 февраля отметила тридцатилетие Советской армии. В Большом театре состоялось торжественное собрание, в котором принял участие и товарищ Сталин. Все выступавшие говорили только о нём, великом вожде. Сталин слушал, слушал, потом поднялся и сказал:
«– Товарищи, мне кажется, что вы забыли, куда и зачем вы пришли. У меня сегодня нет юбилея. Вы пришли на юбилей Красной армии. Я говорю это тем, кто перепутал, забыл, чей юбилей сегодня. Юбиляр сегодня Красная армия, а не товарищ Сталин».
Борьба с «космополитами»
В начале 1948 года органам госбезопасности была дана команда: разобраться с Еврейским антифашистским комитетом (ЕАК) – тем самым, что во время войны собрал за рубежом для нужд Красной армии около 50 миллионов долларов. Теперь, как считал Сталин, в услугах ЕАК Советский Союз не нуждался. И 20 января 1948 года по заданию вождя в Минске был убит председатель Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс. О том, как это произошло, рассказал министр внутренних дел СССР Лаврентий Берия в записке, отправленной им 2 апреля 1953 года в президиум ЦК КПСС:
