На том банкете в Доме Герцена находились и друзья-коллеги Маяковского, о которых Гронский написал:
«Ко мне подходит Асеев, с которым я дружил, говорит: „Иван Михайлович, как-то надо Володе помочь. Он не в своей тарелке. Он болен. Причём, по-видимому, болен очень серьёзно. Какой-то надлом“… Потом Пастернак подошёл, и вновь Асеев и Пастернак просили заняться Маяковским».
А у Вероники Полонской репетиции над спектаклем «Наша молодость» шли полным ходом, что тоже отражалось на самочувствии и настроении Маяковского:
«Стал он очень требователен, добивался ежедневных встреч, и не только на Лубянке, а хотел видеть меня и в городе…
Помню, после репетиции удерёшь и бежишь бегом в кафе на Тверской и видишь, за столиком сидит мрачная фигура в широкополой шляпе. И всякий раз – неизменная поза: руки держатся за палку, подбородок на руках, большие тёмные глаза глядят на дверь.
Он говорил, что стал посмешищем в глазах официанток кафе, потому что ждёт меня часами. Я умоляю его не встречаться в кафе. Я никак не могла обещать ему приходить точно. Но Маяковский отвечал:
– Наплевать на официанток, пусть смеются. Я буду ждать терпеливо, только приходи!»
Маяковский написал для Электрозавода «Марш ударных бригад», напечатанный в заводской газете 4 января 1930 года:
«Раздувай / коллективную / грудь-меха,
лозунг / мчи / по рабочим взводам.
От ударных бригад / к ударным цехам
от цехов / к ударным заводам…
Энтузиазм, /разрастайся и длись
фабричным / сиянием радужным.
Сейчас / подымается социализм
живым, / настоящим, / правдошным».
В этих строках уже чувствуется, что над ними не работал опытный (грамотный) редактор. Такой, каким много лет был для поэта Осип Брик.
В декабре Маяковский написал ещё одно стихотворение, направленное против Бриков, назвав его «Любители затруднений». Начиналось оно с описания главного героя:
«Он любит шептаться, / хитёр да тих,
во всех / городах и селеньицах:
“Тс-с, господа, / я знаю – / у них
какие-то затрудненьица”».
Далее вокруг этого главного героя возникала «орава», не скрывавшая своей радости:
«Собрав / шептунов, / врунов / и вруних,
переговаривается / орава:
“Тс-с, господа, / говорят, / у них
затруднения. / Замечательно! / Браво!”»
Заканчивалось стихотворение (его напечатал в первом номере 1930 года журнал «Крокодил») призывом:
«Республика / одолеет / хозяйств несчастья,
догонит / наган / врага.
Счищай / с путей / завшивевших в мещанстве,
путающихся / у нас / в ногах!»
Самое последнее стихотворение, написанное в 1929 году, называлось «Тревога»:
«Враг /разгильдяйство / не сбито начисто.
Не дремлет / неугомонный враг.
И вместо / высокого, / настоящего качества —
порча, / бой, / брак…
Сильным / средством / лечиться надо,
наружу / говор скрытненький!
Примите / против / внутренних неполадок
внутреннее / лекарство / самокритики.
Иди, /работа, / ровно и плавно.
Разводите / все пары!
В прорванных / цифрах / промфинплана
забьём, / заполним прорыв!»
Это последнее стихотворение, написанное Маяковским не только в 1929 году, но и вообще. Больше ни одного четверостишия для советских газет и журналов Владимир Владимирович не написал.
В декабре того же 1929 года, выступая по случаю столетия со дня рождения Ивана Михайловича Сеченова (в ленинградском первом Медицинском институте), академик Иван Петрович Павлов сказал:
«Мы живём в обществе, где государство – всё, а человек – ничто, а такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие Волховстрой и Днепрогэсы».
Между тем стремительно надвигался Новый – 1930-ый – год, и в самом конце 1929-го было решено устроить некое празднество.
Юбилей поэта
Василий Васильевич Катанян:
«Кончался 1929 год. Лиля решила отметить выставку Маяковского, двадцатилетний творческий юбилей поэта, дома в Гендриковом. Было приглашено много гостей…»
28 декабря в дневнике Лили Брик появилась запись:
«Купила 2 тюфяка – сидеть на Володином юбилее».
Кто именно «решил» устроить эти торжества, в наши дни установить со стопроцентной достоверностью, конечно же, невозможно. Существуют воспоминания Павла Лавута, считавшего, что инициатива исходила от Маяковского:
«30 декабря он устроил нечто вроде „летучей выставки“ у себя дома – для друзей и знакомых, которые задумали превратить всё это в шуточный юбилей, близкий духу юбиляра».
Приведённая фраза свидетельствует о том, что «устроить» выставку задумал Владимир Владимирович, а его «друзья и знакомые» (то есть опять те же самые Брики и Агранов) в ответ решили это мероприятие вышутить.
Написав подобное утверждение, Павел Ильич, видимо, сильно испугался, что переступил границу допустимого, и поспешил смягчить свой приговор «друзьям и знакомым»:
«Приглашая гостей, Владимир Владимирович предупреждал:
– Каждый должен захватить бутылку шампанского. Ничего больше не требую. Ведь это не встреча Нового года.
Когда я уходил от него накануне после делового свидания и спускался по лестнице, он порывисто открыл дверь и весело крикнул вслед:
– Не забудьте шампанское! Многие думают, что на мужа и жену можно ограничиться одной. Предупреждаю всех: бутылку на каждого человека!»
Других свидетельств, которые подтвердили бы, что именно Маяковский призывал гостей юбилейного мероприятия «захватить бутылку шампанского», нет. Что-то не очень верится, что Владимир Владимирович собирался устроить в собственной квартире самую обыкновенную пьянку. С ним никогда такого не случалось.
«Шампанская» инициатива исходила, скорее всего, от Бриков. Ведь это они решили превратить торжественное событие в «шуточный юбилей». Сохранилась запись в дневнике Лили Юрьевны, сделанная 29 декабря:
«Кручёных ужасно не хочет покупать Абрау-Дюрсо – говорит: боюсь напиться и сказать лишнее».
Других аналогичных высказываний до наших дней не дошло. Выходит, один лишь Алексей Кручёных не хотел, чтобы празднование превращалось в попойку?
