Николай Асеев:
«Помню, как Маяковский, прислонясь к рампе на эстраде, хмуро взирал на пояснявшего ему условия его приёма в РАПП, перекатывая из угла в угол рта папиросу».
Об этих «условиях» другой лидер РАППа Александр Фадеев в интервью «Комсомольской правде» заявил, что хотя Маяковский…
«…в смысле своих политических взглядов доказал свою близость к пролетариату, это не означает, что он принят со всем его теоретическим багажом… Мы будем принимать его в той мере, в какой он будет от этого багажа отказываться. Мы ему в этом поможем».
Вслед за Маяковским в РАПП были приняты два конструктивиста: Эдуард Багрицкий и Владимир Луговской.
Вероника Полонская:
«Помню вхождение Маяковского в РАПП. Он держался бодро и всё убеждал и доказывал, что он прав и доволен вступлением в члены РАПП. Но чувствовалось, что он стыдится этого, не уверен, правильно ли он поступил перед самим собой. И хотя он не сознавался даже себе, но приняли его в РАПП не так, как нужно и должно было принять Маяковского».
Актёр Михаил Яншин высказался так (орфография Яншина):
«Приняли единогласно, потому что ещё бы не принять. Маяковский и РАПП!!! Это и РАППУ придавало росту большого, а он остался всё равно один».
Принятых поздравил глава РАППа Леопольд Авербах.
Выступая на конференции в третий раз, Маяковский повторил слова литературного критика Дмитрия Александровича Горбова, произнесённые накануне:
«…нет контрреволюционных произведений, потому что каждое наследие можно использовать, так как оно состоит из двух моментов: из объекта и отношения субъекта к объекту. Но есть такие поэтические произведения, где и субъект – дрянь и объект – сволочь».
Кого же на этот раз «прикладывал» Маяковский своими любимыми (и довольно часто употребляемыми) словечками – «дрянь» и «сволочь»?
Вот что он сказал в своём выступлении:
«…я с особой внимательностью подхожу к произведению того или иного пролетарского писателя: нужно находить черты, которые отличают его произведение как пролетарское от остальных, и, наоборот, снимать ту шелуху, которая явилась только кудреватым наследием прошлой поэзии и литературы».
Из этой фразы обратим внимание лишь на одно слово – «кудреватым». Именно его употребил поэт во вступлении к поэме «Во весь голос», громя конструктивистов. И на конференции МАПП он продолжал их «прикладывать»:
«Коренная ошибка конструктивизма состоит в том, что он вместо индустриализма преподносит индустряловщину, что он берёт технику вне классовой установки. Если люди одолели такую основную ошибку, продиктованную их существом, можем ли мы их произведения по тем или иным чувствам, эмоциям, которые они вызывают у нас, квалифицировать как нужные, необходимые и достойные произведения? Я утверждаю, что нет, потому что их поэзия исходит из того, что по самому существу этой технической интеллигенции присуще».
Не будем искать смысла, заключённого в этом как всегда весьма сумбурном нагромождении специфических терминов, и пытаться разобраться, в чём же, по мнению Маяковского, заключалась ошибка конструктивистов. Обратим лишь внимание на то, с какой энергией поэт вновь на них обрушился:
«Они забыли о том, что кроме революции есть класс, ведущий эту революцию. Они пользуются сферой уже использованных образов, они повторяют ошибку футуристов – голое преклонение перед техникой, они повторяют её в области поэзии. Для пролетарской поэзии это неприемлемо, потому что это есть закурчавливание волосиков на старой облысевшей голове старой поэзии. Я думаю, что в дальнейшем, когда мне придётся разговаривать по этому вопросу и проанализировать все способы воздействия конструктивистов на массы, я покажу, что это самое вредное из всех течений в применении к учёбе, какое можно себе представить…
Взять дальше, скажем, этого самого Анатолия Кудрейко».
Даже фамилии поэтов, взятые в качестве примеров «кудреватости» и «мудреватости», в этом выступлении приводятся те же, что и в стихотворном вступлении к поэме «Во весь голос»: Анатолий Алексеевич Зеленяк (псевдоним -
Кудрейко) и Константин Никитич Митрейкин. Только на этот раз Маяковский был более суров и более беспощаден. Почему? Да потому что вступившие в РАПП конструктивисты (Багрицкий и Луговской) тоже намеревались приобщиться к пролетариату и тоже, видимо, собирались вступить в разговор с грядущим, с «уважаемыми товарищами потомками». Ревнивый Маяковский этого допустить не мог. И он наотмашь бил своих соперников-конкурентов: «Это – отсутствие устремлённости в литературе, классовой направленности, отсутствие подхода к поэзии как к орудию борьбы, – оно характерно для конструктивизма и не может быть иным и по своему существу, так как эта группа была враждебна не только в литературе, но у неё есть элементы и классовой враждебности».
Эти слова звучали уже как серьёзное обвинение – пройдёт всего семь лет, и обнаружение у кого-либо элементов «классовой враждебности» будет означать, что этих людей необходимо срочно передать в руки энкаведешников.
Видимо, почувствовав, что он чересчур перегнул палку, Маяковский немного смягчил свой напор:
«Это не относится ко всем конструктивистам, не деквалифицирует отдельных конструктивистов, не закрывает им выхода на пролетарскую дорогу, но это показывает, что нужно менять классовое нутро, а не классовую шкуру, как говорил вчера Агапов. (Аплодисменты)».
Как видим, от усталости и подавленности, на которые обратили внимание многие посетители его выставки, не осталось и следа. Поэт с прежней активностью шёл в атаку:
«И, товарищи, вхожу в РАПП, как в место, которое даёт возможность переключить зарядку на работу в организации массового порядка».
Сказано как всегда лихо, с задором. И как всегда не очень понятно. Но чувствовалось, что это говорил человек, который не хотел проигрывать. Маяковский был явно не согласен с выводом, прозвучавшим в докладе о пролетарской поэзии: «Меня очень удивил судебный приговор Селивановского по поводу того, что за текущий год конструктивисты положили на обе лопатки Леф…
Вызовите нас на соревнование с конструктивистами на любой завод, на любую фабрику, и мы посмотрим, у кого лопатки окажутся в пыли».
Весьма активный настрой Маяковского, трижды выступавшего на конференции МАПП, даёт основания предположить, что вступление к поэме «Во весь голос» было написано не только к открытию выставки, но приурочено ещё и к конференции, на которой должен был решиться вопрос о приёме поэта в Ассоциацию пролетарских писателей. Вот почему в этом вступлении нет ни «чувства одиночества», ни «отчуждённости» и нет «отчаяния», на которые указывал Бенгт Янгфельдт. Эти стихи так же энергичны и наступательны, как и прозаическое выступление Владимира Владимировича 8 февраля 1930 года.
