Овация покрыла голос поэта».
Вечер проходил, как и все подобные вечера, включавшие в себя разговор о жизни, чтение стихов, ответы на записки. Равич написал:
«Долго не отпускали его со сцены, несмотря на уже поздний час…
Он уже надевал пиджак. Сказал:
– Ну, товарищи, до свиданья. Кто в следующий раз придёт на моё чтение, прошу поднять руки.
Как говорится, сразу возник лес рук.
– Великолепно! А кто не придёт?
Все обернулись и видят – две-три руки подняты. Поэт обращается к одному из поднявших руку парней в гимнастёрке:
– Скажите, товарищ, почему вы не придёте? Чем я не понравился вам?
– Что вы, товарищ Маяковский! Вы мне всегда нравитесь, но я не смогу прийти, потому что в Ленинграде я проездом и завтра еду домой.
Публика смеётся, а поэт допытывается:
– Куда вы уезжаете?
– В Тверь.
– В Тверь? Ну, тогда я приеду к вам в Тверь».
5 марта в ленинградском Доме печати открылась выставка «20 лет работы». О ней – писатель Виссарион Михайлович Саянов (Махнин), который был тогда членом правления Дома печати:
«Однажды меня известили, что моё дежурство назначено на тот день, когда будет открыта выставка Маяковского „20 лет работы“.
В назначенный день я пришёл в Дом печати задолго до начала дежурства.
Народу было мало. Никого из известных писателей в Доме печати не было.
Маяковский одиноко ходит по гостиной и, мне кажется, что он не скрывает своего раздражения.
Я подхожу к нему и сообщаю, что мне поручено председательствовать на его вечере и приветствовать его от имени ленинградских писателей.
Маяковский наклонился ко мне:
– Что же, приветствуйте от имени Брокгауза и Ефрона…
Я вдруг признаюсь ему:
– Знаете, я впервые буду вести юбилейный вечер.
– Стесняетесь первым подняться на сцену? – спросил Маяковский, понимая причину моего смущения. – Ничего страшного! Выйдем смеете!
И сразу же, не давая опомниться, идёт на сцену, чуть подталкивая меня локтем…
Маяковский выходит на сцену, его встречают аплодисментами. Я стою немного позади. Маяковский оглядывается и обычным тоном своего уверенного разговора с незнакомой аудиторией говорит:
– Вечер объявлю открытым! Сейчас меня будет приветствовать Виссарион Саянов».
После небольшой приветственной речи Саянова вновь заговорил поэт:
«Маяковский рассказывает о своих поэтических планах, о новой пьесе, о книге, которую обязательно напишет: это будет книга литературных воспоминаний, в ней он расскажет о тех, с кем встречался за двадцать лет писательской работы, а ведь ему действиительно есть о чём рассказать, есть что вспомнить.
В завершение вечера было прочитано вступление в поэму".Во весь голос"».
6 марта состоялось выступление Маяковского в Институте народного хозяйства.
Павел Лавут:
«…это было его последнее выступление в Ленинграде. В 9.50. вечера он уехал в Москву».
7 марта Маяковский вернулся в Москву – в это время в театре Мейерхольда завершались репетиции «Бани».
А в центральных советских газетах был тогда опубликован указ Реввоенсовета и ЦИК СССР о награждении. За что именно присваивалась награда, не сообщалось. Только для очень узкого круга ответственных гепеушников было ясно, что отмечается главный похититель белогвардейского генерала Александра Павловича Кутепова:
«С.С.С.Р.
Революционный Военный Совет Союза Советских Социалистических
РЕСПУБЛИК
Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик награждает ЯКОВА ИСААКОВИЧА СЕРЕБРЯНСКОГО за отличие в бою против врагов Социалистического Отечества, за исключительную отвагу в борьбе с контр-революцией знаком ордена “КРАСНОЕ ЗНАМЯ” – символом Мировой Социалистической Революции.
В удостоверение изложенного Революционным Военным Советом Союза Советских Социалистических Республик выдаётся почётная грамота.
Народный Комиссар по Военным
и Морским Делам и Председатель
Революционного Военного
Совета Союза Советских Социалистических
Республик: Ворошилов.
№ 7459
6 марта 1930 года
г. Москва».
Глава ИНО ОГПУ Станислав Адамович Мессинг «за отличие в бою против врагов Социалистического Отечества» тоже получил орден Красного Знамени.
Владимир Маяковский, надо полагать, воспринял это сообщение с энтузиазмом, порадовавшись за своих соратников, которые отличились в боях «против врагов Социалистического Отечества».
А орденоносец Яков Серебрянский практически сразу же приступил к созданию тщательно законспирированной агентурной сети в самых разных странах мира.
Одинокая жизнь
В конце зимы (или в самом начале весны) 1930 года ФОСП (Федерация объединений советских писателей) затеяла строительство кооперативного дома – как раз напротив Художественного театра (в Старопесковском переулке).
И Маяковский, решив, что хватит «думать», надо «делать», отправился к Владимиру Сутырину, секретарю Федерации. Сутырин потом написал, что эта встреча произошла:
«…где-то в начале 30-х годов (может быть, это было в марте или феврале), – Маяковский попросил меня встретиться с ним, сказав, что у него ко мне есть просьба. И мы назначили эту встречу в Доме Герцена, в комнате журнала „На литературном посту“.
Как мне удалось установить, это был воскресный день…
Я пришёл, нашёл ключ, открыл комнату, нашёл Маяковского. Он сидел на столе, и мы заговорили.
Так как Федерация получила несколько миллионов рублей на жилищное строительство, то мы начали строить писательский дом, и он сказал, что ему очень нужна квартира.
– Вот строится дом и к осени будет готов, и я бы просил, чтобы мне дали квартиру, так как я больше на Гендриковом жить не могу.
Это был момент, когда Брики были за границей. Он сказал только одну фразу, что я бы хотел, если бы это было можно, уехать оттуда раньше, чем они возвратятся из-за границы.
Я сказал, что это вряд ли возможно, потому что раньше осени ты квартиру не получишь.
