«В мечту Маяковского поверить трудно, потому что он сам не верит в неё. Его „машина времени“ и „фосфорическая женщина“ – трескучая и холодная болтовня. А его издевательское отношение к нашей действительности, в которой он не видит никого, кроме безграмотных болтунов, самовлюблённых бюрократов и примазавшихся, весьма показательно. В его пьесе нет ни одного человека, на котором мог бы отдохнуть глаз. Выведенные им рабочие совершенно нежизненные фигуры и говорят на тяжёлом замысловатом языке самого Маяковского…
Фигуры сделаны в плане грубого шаржа и напоминают не живых людей, а размалёванных кукол…
В общем – утомительный, запутанный спектакль, который может быть интересным только для небольшой группы литературных лакомок. Рабочему зрителю такая баня вряд ли придётся по вкусу».
22 марта своё мнение (опять по поводу пьесы, а не спектакля) опубликовала «Комсомольская правда». Автором статьи был Ан. Чаров. О нём – в воспоминаниях Михаила Розенфельда:
«У нас в редакции были люди, перед которыми все трепетали. Был такой административный трепет, хотя редакция была комсомольская. Во главе сидел Чаров Михаил Иванович…
Чаров был ответственным секретарём в редакции и умел так себя поставить, что абсолютно всё было в его руках. Вся организационная часть, практическая часть, хозяйственная часть, типография – всё было в руках Чарова.
Этого человека все в редакции боялись. Боялись или не решались вступать с ним в какие-нибудь пререкания, потому что это грозило всегда административными последствиями. Но Маяковский обращался с ним смело и решительно. Например, бывали в редакции заминки с гонораром, скащивали этот гонорар. Это устраивал Чаров…
И тогда Владимир Владимирович направлялся к Чарову в кабинет с огромной своей палкой, стучал этой палкой о стол:
– Даёшь, Чаров, деньги!
И Чаров побаивался, косился на эту палку и моментально выписывал деньги».
Премьера «Бани» дала Чарову шанс нанести Маяковскому ответный «удар». И Михаил Чаров под псевдонимом Ан. Чаров опубликовал в «Комсомолке» разгромную статью:
«Продукция у Маяковского на этот раз вышла действительно плохая, и удивительно, как это случилось, что театр им. Мейерхольда польстился на эту продукцию…
Простую тему В.Маяковский запутал до чрезвычайности, и нам кажется, что эта путаница у него получилась потому, что он припустил в пьесу чересчур много туману…
Маяковский показывает чудовищных бюрократов и в то же время не указывает, как с ними бороться…
Надо прямо сказать, что пьеса вышла плохая, и поставлена она у Мейерхольда напрасно».
25 марта выставка «20 лет работы» в Доме комсомола Красной Пресни закрылась.
Артемий Бромберг:
«Двадцать пятого марта на выставке состоялся большой вечер, посвящённый Маяковскому. Его организовала “Комсомольская правда” и Бригада Маяковского».
Выступая на этом вечере, Маяковский сказал:
«Сегодня вы меня своим назвали поэтом, а девять лет назад издательства отказывались печатать “Мистерию-буфф”, и заведующий Госиздатом сказал: “Я горжусь, что такую дрянь не напечатают. Железной метлой нужно такую дрянь выметать из издательства”».
Но и через девять лет мнение главы Госиздата разделяли многие литературные критики, которых явно настраивали против Маяковского. 26 марта в утреннем выпуске ленинградской «Красной газеты» речь вновь пошла о «Бане» (и опять о пьесе, а не о спектакле):
«Ещё раз внимательно проанализировав пьесу по постановке её в филиале БДТ, можно смело подтвердить, что злободневная и актуальная тема борьбы с бюрократизмом разработана крайне поверхностно и слабо, что действующие лица пьесы чрезвычайно ходульны (за исключением комсомольца Велосипедкина) и производят впечатление не живых людей, а ходячих схем, что вся пьеса крайне растянута, никак не звучит, а местами просто непонятна».
28 марта московская «Наша газета» тоже включилась в разговор о «Бане»:
«Пьеса для наших дней звучит несерьёзно. Спектакль не может в силу своей запутанности и примитивности, прикрывающихся маской „значительности“, дать правильную зарядку зрителю. Мейерхольд спасал чисто фельетонный текст Маяковского, неинтересный в чтении и бесцветный на сцене, особенно в исполнении мейерхольдовских актёров (исполнение – Штраух – Победоносиков).
Холодно и вымученно всё в спектакле… Спектакль – провал».
Вновь обратим внимание на то, что практически все газетные рецензии, в которых речь шла о «Бане», говорили не о спектакле, а о пьесе. В статьях сразу же отмечалось, что той «борьбы с бюрократизмом», которую драматург обещал в своём интервью «Литературной газете», обнаружить не удалось, поскольку в пьесе…
«…как бюрократизм, так и борьба против него лишены конкретного классового содержания».
Из-за этого, дружно писали критики, и спектакль получился «поверхностным», его персонажи – «нежизненными», во всех шести действиях – сплошная «трескучая и холодная болтовня», всюду проступает «издевательское отношение к нашей действительности», направленное на «отвлечение от реальной борьбы сегодняшнего дня».
1 апреля журнал «Рабочий и театр» тоже высказался о спектакле в ГосТИМе:
«"Баня” требует чтеца, а не театра. Сама же “драма” не идёт дальше однодневного фельетона».
Эпиграмму на критика Ермилова, вывешенную в зрительном зале ГосТИ Ма, рапповское руководство потребовало убрать. И плакат сняли.
В письме Зинаиды Райх Лили Брик (от 21 августа 1930 года) сказано и об этом инциденте:
«Потом история с Ермиловым и как-то исторически страшно-странно, что в защиту выступил только Лс<еволод>. Эж<ильевич>, и всё. Рефовцы и всяческие друзья молчали. Это мне казалось издёвкой».
А Маяковский все эти дни мучительно размышлял над тем, почему у режиссёра, у которого практически любая пьеса была обречена на оглушительный успех, случился вдруг такой неожиданный сбой. Актриса Мария Суханова, исполнявшая роль Поли, жены Победоносикова, вспоминала:
«Как-то в антракте спектакля, З.Н.Райх, игравшая Фосфорическую женщину, сказала Владимиру Владимировичу:
– Как наша сцена с Сухановой хорошо принимается!
Сцена была построена так: Фосфорическая женщина и Поля шли по движущемуся кругу. Получался ход на месте. Поля шла с распущенным светлым зонтом, вся в голубом, Фосфорическая женщина – в светло-сером, с красной шапочкой на голове. Освещённые снопом света от прожекторов, две женские фигуры, движущиеся по кругу, были очень эффектны, и публика всегда аплодировала в этом месте.
На слова Райх Маяковский зло сказал:
– Топают две тёти и текст затопали, ни одного слова не разберёшь!
