– Небольшие деньги, те же сто пятьдесят рублей, которые вымогали у меня Васька с Минькой, – отмахнулась я.
– Ладно, свои сто пятьдесят рублей тебе не жалко, а чужие? – насела на меня подружка. – Ты разве не понимаешь, что Васька с Минькой теперь начнут трясти этого твоего Яковенкова?
– Я на это и рассчитываю! – ухмыльнулась я. – Скажу тебе по секрету, что Павел Сергеевич Яковенков – управляющий той самой телефонной компанией – оператора сотовой связи, услугами которой пользуемся и я, и ты, и Машка Нытикова. Паша страшно дорожит и своей работой, и репутацией фирмы! Если только он услышит детскую сказочку о деньгах, заплутавших в дебрях их платежной системы, он наизнанку вывернется, чтобы разобраться в этой сомнительной истории. Можешь не сомневаться, он доберется до телефонных вымогателей, и Васька с Минькой получат по первое число!
– Ловко придумано! – восхитилась Ирка. – Теперь я понимаю, почему ты не назвала в типографии должность и место работы господина Яковенкова, велела написать невнятное «мастер спорта». Кстати, а какого именно спорта?
– То-то и оно, что бокса! – улыбнувшись еще шире, ответила я.
Довольно похохатывая, мы с подружкой вернулись в ожидающую нас машину и уже без задержек погнали в микрорайон Пионерский на заслуженный субботне-воскресный отдых после недельных трудов, как праведных, так и не очень.
Отдыхалось нам прекрасно, но не так долго, как хотелось бы. Ближе к ночи детективная история, будоражащая умы самозваных частных сыщиц, пошла на новый круг, как гоночный болид, воспрянувший после короткого пит-стопа.
Момент, с которого события начали развиваться с ускорением, я едва не пропустила. На то была вполне уважительная причина, даже несколько: приятное общество, свежий воздух, вкусная еда и спиртные напитки в ассортименте, который ограничивался только вместимостью винного погреба Максимовых.
– Да-а-а! Вино и мясо – это вещь в себе! – погладив себя по животу, философски сказал Колян.
– В тебе! – поправила я, покосившись на мужние тарелку и бокал, опустевшие в очередной раз.
Если честно, во мне в тот момент тоже плескалось немалое количество «Хванчкары», предметы в моих глазах двоились и троились, так что я даже не смогла подсчитать, сколько же пустых тарелок и бокалов стоит перед моим мужем.
– Кажется, тебе только что намекнули, что ты жрешь, как свинья! – сказал Коляну бестактный Лазарчук и радостно всхрюкнул.
– О! Я совсем забыла про подарок Никиты Петровича! – всплеснула руками Ирка.
Кому-то могло показаться, что ее замечание совершенно не в тему. Я, однако, знала, почему упоминание хрюшки заставило подружку вспомнить о календаре, презентованном ей галантным владельцем типографии. На этом большом цветном плакате был изображен очаровательный молочный поросенок, бегущий по ромашковому полю: морда улыбается, уши вразлет, из-под копытцев искрами летят кузнечики. Абсолютно неумеренный позитив, просто свинская радость жизни!
– Моржик, ты должен его увидеть! – Ирка приволокла на веранду, где вся наша сытая и пьяная компания расслабленно нежилась в жасминовых сумерках, бумажный тубус.
Я помогла ей освободить свернутый рулоном календарь от упаковочной бумаги.
– Никиту Петровича? Зачем это? – удивился Моржик, умудрившийся не потерять нить беседы.
– Не Никиту Петровича, а этого замечательного парня! – ответила Ирка, явно имея в виду плакатного поросенка. Она закатила глазки и засюсюкала:
– Он та-акой красавчик! Хочу такого! Купишь мне?
– Неужели? – Моржик понял жену превратно и заиграл желваками на скулах. – И чем же этот парень так хорош, скажи, пожалуйста?
– У него такой красивый… Как это сказать? – Ирка уронила рулон на колени, поднесла правую руку к глазам, оттопырила два пальца, внимательно посмотрела на получившуюся вилку и опасно потыкала ею себе в лицо.
Я догадалась, что подружка талантливо изображает поросячий пятачок, но тоже не сразу смогла вспомнить нужное слово и продолжила игру в загадки, непонятно объяснив:
– Это вроде электрической розетки, но совсем другое.
– Электрическая розетка? В смысле, место контакта? – осторожно предположила Ларочка, с беспокойством глянув на багровеющего от гнева Моржика.
– Вот женщины! – закатив глаза, презрительно протянул Лазарчук. – Ни слова в простоте не скажут! Уж эти мне их эмфе… эфме…
– Эхма! – услужливо подсказал Колян.
– Эвфемизмы! – благополучно выговорил трудное слово капитан.
– Е-ик! Если я правильно понял, ты хочешь, чтобы я тебе ик! – купил какого-то красавца с постера? – пугающе заикаясь, зловеще вежливо спросил Ирку ревнивый муж.
– Это ж небось дорого! – некстати озаботился Колян.
– Пятачок! – звонко хлопнув себя по лбу, вскричала Ирка. – У него такой симпатичный пятачок! Так бы и расцеловала!
И, поскольку ей наконец удалось растянуть за края цветной плакат, она тут же реализовала высказанное желание.
– Да это же свинья! – с невыразимым изумлением сказал Колян. – Иришка! Ты хочешь купить свинью?
– Отличная мысль, друзья мои! – одобрил Лазарчук, крепко потерев ладони и с прозрачным намеком заглянув в миску с остатками шашлыка.
– Свинья – источник сала и мяса! – брякнул Моржик (видно, Ирка уже начала свою оригинальную пропаганду здорового питания!).
Следы тектонических сдвигов на его физиономии исчезли, лицо Иркиного супруга вновь было гладким, без морщин и желваков. Напряжение схлынуло, народ вновь весело загомонил, обсуждая перспективы домашней свинофермы и поднимая тосты за успехи частнособственнического свиноводства. Меня эта тема волновала мало, да и пить больше не хотелось, так что я от нечего делать стала рассматривать бракованную афишу, в которую был завернут поросячий календарь.
Основой для этого произведения полиграфического искусства послужил сюрреалистический рисунок, изображающий пугающий гибрид виолончели и женского торса. Кажется, такой принцип называется «удвоение образов», его использовал Дали.
Тихо радуясь собственной эрудиции, я рассматривала афишу. Сюрреалистическое удвоение образов милым делом легло на винно-водочное, виолончельная спина передо мной волнующе изгибалась, а буквы прыгали, как живые. Только одно слово оставалось на месте, потому что его зачем-то заперли в тесную чугунную клетку. Проморгавшись, я поняла, что это слово – фамилия, обведенная траурной рамочкой. Еще через пару секунд до меня дошло, что окантованная черным фамилия мне знакома.
– Скоробогатиков! – воскликнула я.
– Не годится! – решительно возразил мне Колян. – Какой еще Скоробогатиков? Борька – вот самое поросячье имя!
– Тоже не годится! Нехорошо называть скотину, как человека! – помотал головой Лазарчук, сам уже скотски пьяный. – А то, как в старом анекдоте, получается: «Мама, заведи кабанчика, назови его сержант Петренко, вернусь из армии – зарежу подлого хряка!»
