Старинное кладбище больше походило на запущенный парк, но глухой ночной порой Ларочке некомфортно было бы даже в благоустроенном детском скверике. Изображать из себя засадный полк, прячась среди могилок, ей быстро прискучило, однако сигнала к наступлению все не было и не было. Когда же наконец условный кошачий мяв раздался, Ларочка так обрадовалась, что приступила к стриптизу раньше времени. Она сбросила с себя военно-полевой комбинезон из числа тех, которые фирма «Наше семя» позиционировала на рынке как отличную форму для садово-огородных работ, распустила по плечам рыжие волосы и выпрыгнула с погоста в лучшем виде – в итальянском белье телесного цвета и кроссовках.
Лены и Иры под забором не было, но из глубины двора неслись истошные кошачьи вопли. Ларочка взбежала на пригорок, где ограда была пониже, и ловко запрыгнула на стену.
Одновременно с ней со стороны двора в том же самом месте на стену выбрался Максим Сергеевич Жутиков. Встречи с красивой раздетой девицей он в этот момент ожидал меньше всего, а потому не продемонстрировал обходительности и хороших манер, наоборот, испуганно выругался, а потом еще глупо ляпнул:
– Вы откуда, девушка?
– С кладбища! – честно ответила Ларочка, отклеив со вспотевшей щеки прилипшую травинку.
Нервный Жутиков отшатнулся и сверзился со стены на улицу.
– А вы кто? – вдогонку ему полюбопытствовала Ларочка.
– Никто, не беспокойтесь! – простонал Максим Сергеевич, на четвереньках улепетывая в сторону своего участка.
С измазанными руками, ободранными коленями, разбитой головой и бледными трясущимися щеками вернулся он к себе домой. Супруга Вера, осипшая от неистового звукомаскировочного мява, встретила Максима Сергеевича во дворе, всплеснула руками и прохрипела:
– Кхотик-х! Кхак-х ты?
– Продавать, продавать за любые деньги! – убежденно проговорил Жутиков, хватаясь за голову. – Переезжать куда угодно, лишь бы подальше отсюда!
– Но почему? – осмелилась спросить Вера.
– А почему бегут все остальные? Больные грызуны драпают, старик сосед дом продает! – Максим Сергеевич со свистом втянул воздух и жалобно объявил: – Не поверишь, Верка! Покойники с погоста и те побежали! Видать, тоже не ждут от грядущей реконструкции ничего хорошего! Все, решено, уезжаем к чертовой матери, в тихий, мирный спальный район!
Ларочка приятно удивилась, увидев, что со стороны двора к ограде приставлена прекрасная металлическая лесенка, и, не задумываясь, ею воспользовалась. Оказавшись во дворе, она огляделась и прислушалась. Кошачий ор прекратился, куда бежать, непонятно. Похоже, исполнение планового стриптиза откладывается. Ларочка присела на бордюр большой круглой клумбы, стыдливо прикрылась ветвями цветущего куста декоративной калины сорта «Бульденеж» и притихла, ожидая развития событий.
– Мы заболели! – страдал у открытого окна кухни Саша. – Мишаня, у нас с тобой мышингит! Давай выпьем!
Двойное бульканье завершилось звоном стекла. Мужики снимали стресс и лечились проверенным народным средством – «сорокаградусной» перорально – и в два приема почти приговорили поллитровку.
– Да какой, на фиг, мышингит?! – поставив пустую стопку, возразил товарищу Мишаня. – Который раз приезжаем, я тут никогда ни одной мыши не видел и не слышал!
– Пи-пи-пи! – пропищала не в меру активная Ирка, прежде чем я успела закрыть ей рот ладонью.
– Слышал? Вот тебе и мышь! – ахнул Саша.
Мишаня фыркнул и высунулся в окно.
– Прячься! – шепнула я Ирке, и мы дружно распластались по стене.
– Эй, мышка! Где ты? Выйди, покажись! – прокричал во двор недоверчивый Мишаня.
Принятое «на грудь» алкогольное лекарство уже сказалось на его дикции, так что слово «мышка» прозвучало невнятно и кое-кому послышалось «малышка».
– Ля-ля-ля-ля! – игриво замурлыкала самозваная малышка Ларочка, вылезая из бульденежа.
Она гордо выпятила бюст, завела руки за спину и принялась соблазнительно вращать бедрами, изящно перебирая ногами в пятне света, падающего из окна. Мишаня, вытаращив глаза, смотрел на нее с полминуты, потом шумно сглотнул, обернулся к Саше и спросил:
– Ты говоришь, что видел голую рыжую бабу? Ну, предположим, я тоже!
– Выпьем! – ответил на это Саша.
В ту же секунду Ирка запустила в стриптизершу пробиркой с унитазным гелем.
– Ой, блин! – вякнула Ларочка, схватившись за коленку.
Она вскинула голову, увидела, что две темные фигуры, прижавшиеся к стене под освещенным окном, семафорят ей руками, и, смекнув, что сделала что-то не то, отпрыгнула назад, в клумбу.
– Где же она? – закусив конфеткой, Саша и Мишаня высунулись в окно и в четыре глаза осмотрели пустую сцену.
– Бред и галлюцинации! Это мышингит, точно! – закручинился Саша. – Боже! За что это нам?
– Хочешь сказать, не за что? – угрюмо хмыкнул Мишаня. На пьяную голову инфернальные явления впечатлили и его. – Нет, братан, не фиг себя обманывать! Предположим, насчет мышингита я ничего не знаю, но пляшущая покойница не зря явилась, и лестницу на тот свет нам с тобой не случайно подали. Это за того дедушку и за ту бабушку!
– Они там кашу жрут, что ли? – удивленно шепнула мне неугомонная Ирка. – Ложка за дедушку, ложка за бабушку?
– Тихо! – шикнула я. – Слушай!
– А я-то при чем? – вскинулся Саша. – Я никого не убивал! Это ты толкнул старика под поезд, и бабку в полет тоже ты отправил!
– А кто старухе отравы накапал? Скажешь, не ты?
– Уже интересно! – шепнула Ирка и в полном восторге подтолкнула меня локтем.
Ох, лучше бы она этого не делала! Я пошатнулась, оступилась, сорвалась с карниза и загремела вниз. К счастью, как раз там, сбоку от крыльца, громоздилась пирамида пустых картонных коробок, хранящих упоительные кондитерские ароматы. Определенно дедушка Колупанченко чрезвычайно уважал сладенькое, и любящий сын Руслан Петрович не скупясь потворствовал его невинной слабости.
Гофротара уберегла меня от ушибов и повреждений, но шума мы с коробками произвели немало.
– Кто там? – с пьяной строгостью на два голоса спросили из окна.
– Мяу! – для отвода глаз вякнула Ирка, не проявив обычной изобретательности.
– Опять эта кошка, чтоб ее! – посетовал Саша.
– Многовато шума для маленького зверька! – совершенно справедливо заметил нетрезвый, но все еще рассудительный Мишаня.
– Мяу! – спасая ситуацию, сказала на это моя подруга густым голосом матерого бенгальского тигра.
А из зарослей бульденежа, заглушая все и вся, понесся жуткий крик, напугавший меня гораздо больше, чем неожиданный полет с двухметровой высоты в страховочные коробки.
– О боже! Это еще что такое?! – охнул Саша.
