Женщина остановилась и первой протянула руку для приветствия:
– Меня зовут Изольда Марковна Лопушанская.
Пожав ее мягкую ладошку, Игнатов поймал себя на мысли, что где-то уже слышал эти имя и отчество, но где именно припомнить не мог. Решив не терзать свою память, он попросил женщину выйти с ним на лестничную площадку для приватного разговора. Дама согласилась, попросив своих коллег подождать ее внизу, в холле первого этажа.
– Изольда Марковна, что вы можете сказать по поводу этого случая? – спросил Игнатов, как только они остались одни.
– Случай уникальный – в моей практике такого еще не было, – ответила женщина. – Человек отравился сильнейшим ядом, но остался жив. Судя по всему, то лекарство, которое он до этого принимал в течение нескольких дней, смогло нейтрализовать действие яда.
– А как этот яд мог попасть в его руки или в руки тех, кто его, возможно, пытался отравить?
– Ума не приложу, – развела руками Лопушанская. – В нашей стране этот яд есть только в нашей лаборатории в Институте Склифосовского – я его сама привезла из Венгрии. Но похитить его оттуда невозможно – он хранится в сейфе, а ключ я всегда ношу с собой.
И женщина распахнула ворот халата, чтобы показать сыщику цепочку у себя на шее, на которой висел упомянутый ключ.
– Может этот яд могли похитить до того, как он попал к вам в лабораторию? – спросил Игнатов.
– Исключено – он только несколько часов пробыл у меня дома в контейнерах, а утром я отвезла его в Институт.
– А с кем вы живете, Изольда Марковна?
Услышав этот вопрос, женщина с удивлением воззрилась на сыщика. И только спустя какое-то время ответила:
– С мужем я живу, молодой человек. Причем мой супруг весьма уважаемый и влиятельный в определенных кругах деятель.
– И на какие сферы распространяется его влияние, позвольте узнать? – не унимался Игнатов.
– На спортивные – он работает в управлении футбола заместителем начальника.
– То есть, вашего мужа зовут… – и Игнатов запнулся, пораженный внезапным открытием.
И тут же он вспомнил, где именно и от кого он впервые услышал имя и отчество этой женщины.
– Леонид Карпович Зольский, – закончила за сыщика его фразу Лопушанская.
– Да, действительно, это весьма уважаемый человек, – подтвердил слова женщины муровец, придя в себе после услышанного. – А он знает про этот случай?
– Что вы имеете в виду? – удивилась женщина.
– Ну, то, что человек после отравления вашим ядом остался жив?
– Да, я рассказала ему об этом.
– И как он на это отреагировал?
– Обыкновенно как – удивился. Это ведь действительно уникальный случай.
– А когда произошел этот разговор?
– Вчера вечером, когда мы ехали домой. Но почему вы об этом спрашиваете?
– Я ведь сыщик, поэтому и интересуюсь.
– Но в ваших вопросах сквозит какое-то подозрение в отношении моего супруга?
– Это вам так кажется, Изольда Марковна, – улыбнулся Игнатов. – Такова, увы, специфика моей работы. Скажите, после того разговора ваш муж никуда из дома не отлучался?
– Никуда – он постоянно находился со мной. Мы поужинали, посмотрели по телевизору кино и легли спать.
– А какой фильм показывали?
– «Никто не хотел умирать» Жалакявичуса.
«Точно – по второй программе, начало в 21.30», – вспомнил Игнатов. Он тоже смотрел эту трансляцию, вернее, начал смотреть, после чего заснул в кресле у телевизора. На середине фильма его разбудил Оленюк, но досматривать картину Игнатов не стал и ушел спать, оставив коллегу у телевизора одного.
– А сегодня утром ваш муж никуда не выходил? – задал очередной вопрос Игнатов.
– Никуда, если не считать выноса ведра с мусором.
– И долго он отсутствовал?
– Минут десять. Но он сказал, что курил на лестничной площадке.
– А друзья у него в вашем подъезде есть? Ну, те, к кому он обычно заходит в свободное время?
– Кирилл Линьков из девятнадцатой квартиры – она прямо над нами. Они оба футбольные фанаты, да еще в шахматы иногда играют.
Спустя полчаса Игнатов был уже на Кропоткинской улице, в доме, где проживал Зольский. Он поднялся на тот этаж, где жил Линьков, и нажал на кнопку звонка. Хозяин оказался дома и очень удивился, когда узнал, кто к нему пришел:
– МУР в моем доме – весьма оригинально!
– Ничего оригинального – я же пришел один, а не со всем управлением, – пошутил Игнатов, проходя в коридор.
В квартиру он проходить не стал и спросил без всяких предисловий:
– Скажите, к вам сегодня заходил ваш сосед – Леонид Карпович Зольский?
– Да, я как раз собрался бриться – мне надо было маму встретить из аэропорта. Мы только недавно приехали – рейс задержали.
– И зачем к вам заходил ваш сосед?
– Ему надо было куда-то позвонить.
– Но у него же дома есть свой телефон?
– Есть, но он сказал, что тот барахлит. Вот я и пустил. А что в этом такого?
– Ничего, – расплываясь в улыбке, произнес Игнатов. – Соседи всегда должны выручать друг друга.
13 октября 1973 года, суббота, Чили, Лампа, пригород Сантьяго
Алонсо Райнери вышел из автомобиля и сразу заметил человека, к которому приехал. Седовласый мужчина в накинутом на плечи пончо и соломенной шляпе, сидел в плетеном кресле возле входа в свой дом и курил гаванскую сигару. Это был Гильермо Риос – некогда известный чилийский боксер, а затем тренер, воспитавший не менее известного боксера Рамона Сапату, который в 1956 году представлял Чили на летних Олимпийских играх в Мельбурне, дошел до финала, но проиграл поединок советскому боксеру Геннадию Шаткову. Теперь Риос был на пенсии и бокс смотрел только по телевизору. Однако Райнери, нанося визит этому человеку, рассчитывал снова вернуть его в профессию.
– Добрый день, сеньор Риос! – обратился гость к бывшему боксеру.
Не вынимая сигару изо рта, хозяин дома смерил нежданного визитера оценивающим взглядом и, видимо вполне удовлетворенный его внешним видом, жестом пригласил гостя присесть рядом с собой в такое же плетеное кресло. При этом он не проронил ни слова.
– Хорошая погода для того, чтобы наслаждаться жизнью, – вновь нарушил тишину Райнери, откидываясь на спинку кресла.
– Трудно чем-либо наслаждаться в полной мере, когда к власти в стране пришла хунта, – нарушил наконец свое молчание Риос.
Гость бросил на него короткий взгляд и спросил:
– Разве можно так говорить, не зная, кто перед вами?
– Не все в этой жизни измеряется страхом, – ответил хозяин дома, по-прежнему дымя сигарой.
