Однако минула всего одна минута с того момента, как днепропетровцы отпраздновали свой гол, как Кожемякин в прыжке головой снова вывел свою команду вперед.
«Вот ведь какой неугомонный! – подумал про себя Добрых. – Уже шестнадцатый мяч в чемпионате наколотил. Догнал, стервец, нашего Олежку Блохина. Когда же его, наконец, сломают?»
14 октября 1973 года, воскресенье, Москва, больница на улице Лобачевского; Измайлово, ресторан «Лесной»
В субботу всю ночь в больнице дежурил усиленный наряд из сотрудников КГБ и МУРа – охраняли Моченого. После того, что узнал Игнатов, у него возникло опасение, что Зольский суетился не случайно – своим телефонным звонком он мог привести в движение силы, которые были заинтересованы в том, чтобы Моченый замолчал навеки. Поэтому его палату, как и весь этаж, где она находилась, взяли под усиленный (но негласный – не бросающийся в глаза) надзор. Однако та ночь прошла спокойно. И начальство даже посетовало Игнатову: дескать, взбаламутил людей – может, Зольский совсем по иному поводу дорывался до телефона. Но чутье сыщика подсказывало Игнатову, что он не ошибся.
Вчера во второй половине дня в больнице, не привлекая внимания чекистов, побывал посланец Могола – тот самый Лось, которому дозвонился Зольский. Под видом человека, навещающего больного родственника, он прошел по этажу, где была палата Моченого, и внимательно изучил тех, кто ее охранял. И тем же вечером встретился с Моголом в ресторане «Лесной» – все встречи в чебуречной «Ландыш» главарь запретил, как только узнал, что Зольский под колпаком у легавых.
Лось сообщил, что Моченого охраняют двое рослых мужчин в штатском, один из которых сидит на стульчике у двери, а второй прохаживается у крайнего окошка, выходящего во двор.
– Если напасть внезапно, то есть шанс уложить обоих, ворваться в палату и укокошить Моченого, – сделал вывод Лось, глядя на то, как Могол уплетает мясной салат.
– Но ты же говоришь, что он лежит в самой крайней палате? – поднял глаза на докладчика Могол, отрываясь от тарелки с едой. – А знаешь, почему легавые так поступили? Чтобы исключить вероятность внезапного нападения. Ведь те двое вертухаев наверняка секут, кто идет к ним по коридору. Вот и тебя наверняка срисовали, когда ты со своей авоськой с яблоками шастал по коридору. К тому же нападать средь бела дня, это значит поднять на уши всю больницу. Если что-то не так пойдет, туда враз все местное отделение милиции сбежится и шансов выбраться из больницы будет меньше, чем если мы нападем внезапно – например, ночью.
– Как же мы незаметно туда попадем, если ночью вход посетителей в больницу закрыт? – удивился Лось.
– А зачем попадать туда незаметно – мы официально туда устроимся, – вытирая салфеткой губы, ответил Могол. – Моченый в каком отделении кантуется?
– В хирургическом, на третьем этаже.
– Вот именно туда мы своего человечка и отправим – под видом больного. У меня есть один знакомый врач, который ему направление выпишет по факту какой-нибудь грыжи или аппендицита. Устроится он туда сегодня, когда все ведущие врачи, кроме дежурного, отдыхают. То есть особо осматривать его не станут – на завтра перенесут. Но завтра его там уже не будет – он сегодня же ночью Моченого навестит и слиняет.
– Толково придумано, – не скрывая своего восхищения, произнес Лось. – Кого послать собираешься?
– Леху Молчуна. Пришли его ко мне через часик, а я тем временем с доктором свяжусь – пусть направление накатает. Ну, чего стоишь – двигай копытами.
И Лось отправился исполнять приказ своего патрона, хотя до этого рассчитывал засесть в ресторане и перекусить, поскольку с утра не держал во рту даже маковой росины.
14 октября 1973 года, воскресенье, Украинская ССР, Днепропетровск, матч «Днепр» – «Динамо» (Москва)
Первый тайм матча так и закончился – 2:1 в пользу гостей. А едва началась вторая половина игры, как Маслов восстановил равновесие в счете – 2:2. Добрых взглянул на табло – шла 52-м минута и до конца матча оставалось почти 40 минут. «Может, днепровцы сумеют сохранить этот счет и доведут дело до пенальти? Тогда москвичи в лучшем случае сумеют увезти отсюда очко. Но что же никто не атакует Кожемякина?».
Сначала за динамовским форвардом охотился его опекун, который пару раз так саданул его по ногам, что тот дважды упал на газон. Но после второго удара судья сделал предупреждение ретивому опекуну, после чего он несколько успокоился. А Кожемякин продолжил свои рейды в штрафную соперника. Он явно нацеливался на хет-трик – на третий гол в своем исполнении. Но в тот момент, когда он в очередной раз вышел на ударную позицию, сзади его снова ударили по ногам. И судья тут же указал на одиннадцатиметровую отметку. Удар отправился пробивать Долматов. И сделал это безукоризненно – мяч полетел в один угол, а вратарь бросился в другой. Счет стал 3:2. Шла 65-я минута.
Между тем гости не собирались останавливаться на достигнутом и продолжали атаковать. А тут еще тренер москвичей Гавриил Качалин выпустил свежие силы – вместо Жукова на поле выбежал Юрий Пудышев. И игра динамовцев обрела новую остроту. Фланговые атаки стали следовать одна за другой, а барражирующий в центре поля Кожемякин каждый раз опасно угрожал воротам хозяев, нанося один опасный удар за другим. Четвертый гол напрашивался сам собой и должен был поставить окончательную точку в этом противостоянии. Но гола так и не случилось. Вместо этого на 79-й минуте Кожемякин снова ворвался в штрафную днепропетровцев, чтобы в красивом прыжке головой перенаправить мяч в ворота Собецкого. Но тот не стал ждать этого момента и тоже взмыл вверх. Два футболиста столкнулись в воздухе и спустя секунду рухнули на газон один за другим. При этом Кожемякин оказался снизу, а вратарь упал на него сверху – прямо на вытянутую ногу. Раздался глухой удар, после которого стадион огласил громкий крик – это Кожемякин закричал от дикой боли. Встать самостоятельно он уже не смог – его унесли с поля на носилках. Лучшего бомбардира «Динамо» и всего первенства несли в раздевалку, а он смотрел в вечернее небо и по лицу его катились слезы – в эти мгновения он ясно осознал, что чемпионат для него уже закончился.
14 октября 1973 года, воскресенье, Москва, Цветной бульвар, квартира Игнатовых
Вот уже который день Оленюк столовался в квартире Игнатова и стал там своим человеком. У него сложились прекрасные отношения с матерью Алексея, Зоей Петровной, которая работала в Останкино. Практически каждый свободный вечер они вели непринужденные беседы на разные темы, в которых Игнатов обычно не участвовал. В это время он предпочитал отдыхать – либо с книгой, либо тупо уставясь в экран черно-белого телевизора «Горизонт». Вот и в этот вечер все было, как обычно: Оленюк с хозяйкой сидели на кухне за чашкой чая и общались, а Игнатов кемарил у экрана, где по четвертой программе шел фильм-спектакль «Когда отступают тени». И в тот самый момент, когда Игнатову снилось что-то приятное, в коридоре начал трезвонить телефон. Разбуженный этим звонком, Игнатов поднялся с дивана и отправился на зов. Когда он поднял трубку, то услышал на другом конце провода голос сотрудника КГБ Влада Забелина, с которым он был на оперативной связи. Дело в том, что, когда чекисты взяли Зольского в оперативную разработку по делу о тотализаторе, они не вывели из дела МУР, поскольку в ближайших контактах Зольского числился вор в законе Могол и его люди, на которых в московском угро была собрана обширная информация. Естественно, глупо было этими данными не воспользоваться, что чекисты и делали. Вот и теперь, позвонив Игнатову, Забелин завел разговор о том же – о людях Могола.
