– Это верно, – поддержал Суслова министр обороны Андрей Гречко.
– А вот и нет, – возразил Брежнев, устремив свой взор в сторону Гречко. – Это не слабость, это – великодушие. И наши армянские товарищи, как и все остальные, именно так это и расценят. Нас не бояться должны, а уважать.
– Именно поэтому мы так расшаркиваемся перед американцами? – напомнил министр обороны генсеку их недавний спор в Заречье.
– Причем здесь американцы, если речь идет о межнациональных отношениях? – удивился Брежнев. – Короче, я против того, чтобы раздувать из этой истории слона.
– Что же ты предлагаешь, Леонид? – вступил в разговор председатель Совета Министров Алексей Косыгин.
– Я предлагаю поддержать позицию Юрия Владимировича, – ответил генсек. – Он все-таки председатель КГБ и обладает большей информацией, чем мы.
– Тогда пусть эту информацию озвучит, – предложил Подгорный. – Мы же для этого сюда и собрались.
Прежде, чем ответить, Андропов бросил короткий взгляд на Брежнева и, увидев в его глазах согласие, произнес:
– Совместно с армянскими чекистами мы начинаем в Армении операцию по выявлению коррупционных схем, в которые вовлечены представители разных слоев общества. И нам не хотелось бы, чтобы история с памятником накалила обстановку в этой республике.
– Мне кажется, это только отговорки – одно другому не мешает, – продолжал возражать Суслов.
– А мне кажется, Михаил, что ты хочешь поссорить два наших народа, – было заметно, что генсек еле себя сдерживает, чтобы не взорваться. – Мы все здесь коммунисты и все понимаем, что идеология – важнейший элемент политики. Но Юрий Владимирович правильно сказал – эта история особенная. Здесь деликатнее надо подходить, а не рубить со всего плеча. И если мы спустим это дело на тормозах, эффекта от этого будет больше, чем от того, что мы проявим принципиальность.
– Но какое-то официальное решение мы все равно должны принять, – подал голос все это время молчавший Кирилл Мазуров. – Не можем же мы замолчать эту историю – о ней даже на Западе уже знают.
– Кирилл Трофимович, мы великая держава и нам ли бояться того, что о нас скажут наши враги на Западе? – вновь взял слово Андропов. – А у нас в стране эта история известна лишь в Армении, да и то в устных рассказах. Поэтому мы смело можем не афишировать ее и дальше.
– Я веду речь о закрытом решении – для партаппарата, – объяснил свою позицию Мазуров.
– Партаппарат тоже не обязательно уведомлять об этом публично, – стоял на своем шеф КГБ.
– Но как быть со злоумышленниками – ведь вы их рано или поздно поймаете? – задал резонный вопрос глава Московского горкома Виктор Гришин. – Вы что собираетесь их сразу отпустить и не наказывать?
– Я думаю, что наши армянские товарищи сами решать участь этих людей, – ответил Андропов. – Главное для нас – не стать яблоком раздора.
– Короче, товарищи, давайте ставить этот вопрос на голосование, – предложил Брежнев. – Кто за предложение Юрия Владимировича?
И генсек первым поднял руку вверх. Следом за ним свои руки подняли еще пять человек, которые и решили исход этого голосования.
16 октября 1973 года, вторник, Ереван, парк Победы
Зампред КГБ Армении Грайр Михаелян сидел на скамейке на одной из аллей парка Победы и читал газету «Коммунист». Вернее сказать, делал вид, что читает. На самом деле он внимательно следил за тем, что происходит вокруг него и попутно размышлял о событиях последних дней. Сообщение следователя Альбертяна о том, что злоумышленниками, покусившимися на памятник Ленину, были двое молодых приятелей – сын директора обувной фабрики Ашот Гюзалян и сын видного архитектора Ерванда Арамяна – стало для Михаеляна полной неожиданностью. Он хоть и предполагал, что руку к этой акции приложили молодые люди, но не думал, что они окажутся отпрысками известных людей. Однако затем, после некоторых размышлений, Михаелян пришел к выводу, что сообщение Альбертяна – не самый плохой вариант из всех предполагаемых. А может быть, и самый предпочтительный. Особенно в плане участия в этой акции сына директора обувной фабрики. Отец Ашота – Герегин Гюзалян – проходил по картотеке КГБ как один из руководителей сети подпольных цехов, производивших обувь, разлетавшуюся потом практически по всему Союзу. Но поскольку Герегин являлся родным братом секретаря Ереванского горкома Ерванда Гюзаляна, который имел поддержку в ЦК КП Армении, подступиться к нему было нереально. Но теперь, когда сын Герегина оказался втянут в столь скандальную историю не просто с криминальным, а с политическим душком, это давало прекрасный шанс Михаеляну для установления особых отношений с Гюзаляном-старшим. Особенно в свете той задачи, которую поставил перед ним председатель КГБ Армении Рогозин. Именно для этого чекист и пригласил обувщика на эту встречу в парк Победы.
Гюзалян-старший пришел к месту встречи чуть раньше назначенного времени. Вообще-то он не горел особым желанием идти на это рандеву, но услышав, что речь пойдет о судьбе его единственного сына, предпочел согласиться. При этом он выполнил просьбу Михаеляна – не стал сообщать об этой встрече своему брату, поскольку в таком случае встреча бы просто не состоялась. Однако всю дорогу до парка Герегин ломал голову над тем, какая связь может существовать между его сыном и заместителем председателя КГБ Армении. Однако так ни к чему в своих выводах и не пришел. Но это любопытство заставило его прийти на встречу на пять минут раньше, хотя по жизни он слыл человеком непунктуальным и всегда опаздывающим на деловые встречи. В этот раз он своим привычкам изменил.
Он достаточно легко нашел на аллее неподалеку от памятника «Мать Армения» нужную скамейку, где должен был сидеть мужчина с газетой в руках. Опустившись на скамейку, Гюзелян без всяких предисловий спросил:
– Итак, какое отношение к вашему ведомству имеет мой сын?
Прежде чем ответить, Михаелян аккуратно сложил газету и спрятал ее во внутренний карман своего демисезонного плаща. После чего заметил:
– Приличные люди обычно здороваются.
– Хорошо, я соблюду приличие: добрый день.
– А еще они представляются людям, с которыми видятся впервые.
– Можно подумать, вы не знаете моего имени и отчества? – удивился обувщик. – В вашем ведомстве наверняка есть подробнейшее досье на мою личность.
– Но вы-то меня не знаете.
– Почему же, я достаточно о вас наслышан. Но признаюсь вам честно, я бы предпочел не знать вас лично и дальше.
– За наше очное знакомство скажите спасибо своему сыну.
– Каким же образом он этому поспособствовал?
– Когда написал на спине у памятника Ленина цифру восемь.
– Вы с ума сошли! – Гюзалян от возмущения даже вскочил с лавочки.
– Сядьте на место и перестаньте орать на весь парк, – все тем же спокойным голосом произнес Михаелян.
Обувщик вновь опустился на лавочку и по его лицу было видно, что он пребывает в явном смятении, а от его недавней самоуверенности не осталось и следа.
