– А имена его участников у тебя есть? – задал новый вопрос генсек.
– Имеете в виду в Киеве?
– Нет, по всей стране.
– Есть, но пока еще далеко не всех – система эта законспирированная, поэтому многих имен мы еще не знаем. Особенно в регионах. Но, судя по московскому тотализатору, практически везде присутствуют люди самых разных социальных слоев и профессий – от артистов и ученых до милиционеров и секретарей обкомов и райкомов.
– Широкое представительство, – не скрывая своего восхищения, произнес Брежнев. – Даже артисты, говоришь, есть?
– Например, один «народный» – он недавно Государственную премию получил. Так вот часть этих денег он спустил на тотализатор.
– Такой азартный? – вскинул брови генсек.
– Это штука заразная, Леонид Ильич, – усмехнулся Андропов. – Помнится, Федор Михайлович Достоевский тоже большие суммы проигрывал, правда, в рулетку. Но тотализатор по своей азартности ей ни в чем не уступает.
– Так может, пусть люди забавляются – лишь бы в политику не лезли? – предложил неожиданно генсек, посмотрев из-под очков на шефа КГБ.
Андропов прекрасно понял, о чем именно ведет речь генсек. Несколько лет назад они уже вели разговор на подобную тему – о полезности футбола, как действенного средства манипуляции людьми. Ведь массовая культура спорта всегда являлась одним из элементов безопасности правящей элиты. И первыми из спорта начали осознано делать культ еще древние римляне и греки. В СССР сама культура футбола и массового спорта была создана Сталиным с конкретной целью – убрать возможность вспыхивания народных восстаний и возможных очагов разгорания гражданской войны. Чтобы эмоции молодежи выплескивались не на антисоветских митингах и собраниях, а на футбольных стадионах. Причем данный механизм был «срисован» Сталиным с США, где его в 30-е годы успешно реализовали Рузвельт и Трумэн, которые способствовали возведению в культ таких видов спорта, как американский футбол, бейсбол и баскетбол. В СССР было решено сосредоточиться на английском футболе, регулярные чемпионаты которого у нас стали проводиться с 1936 года.
В том разговоре взгляды генсека и председателя КГБ оказались едины – футбол продолжал быть полезен правящей элите. Во-первых, он отвлекал миллионы простых людей от внутренней проблем, во-вторых – вовлекал в свою орбиту политиков, которые интриговали друг против друга на поприще футбола, а не большой политики. Однако с тотализатором дело обстояло совершенно иначе. И Андропов постарался объяснить это генсеку:
– Можно было бы закрыть глаза на то, что эти люди оперируют большими суммами денег. Как и на то, что они имеют выходы на футбольные клубы и судей, которых беззастенчиво подкупают, чтобы те обеспечили им нужный результат. Да, это противоречит нашим представлениям о целях спортивного движения, но это можно было бы перетерпеть. Гораздо опаснее другое. Участники тотализатора создали тайную организацию, которая со временем может стать прообразом гораздо более опасной системы. Существование тотализатора стимулирует этих людей на то, чтобы добывать деньги незаконным способом в еще больших размерах. То есть, он способствует развитию коррупции и теневой экономики. Но самое опасное, что руки к этому тотализатору уже протянули уголовные элементы – воры в законе. Они входят в непосредственный контакт с отдельными участниками тотализаторов из числа милицейских начальников и партийных руководителей. Вы представляете, что будет, если эти люди превратят эти контакты в устойчивую систему, которая будет простираться гораздо дальше футбола? Это же сращивание власти и криминала – то есть, зарождение организованной преступности. А это уже прямая угроза нашей власти.
От последних слов шефа КГБ Брежнев даже закашлялся – так они его потрясли. Он никак не рассчитывал, что эта, пусть и подпольная система, напоминающая чем-то «Спортлото», на самом деле явится ему в столь зловещем виде.
– Так что ты предлагаешь, Юрий – закрыть эту шарашкину контору? – спросил генсек после короткой паузы, которая понадобилась ему, чтобы сделать пару глотков из графина с водой.
– Закрыть дело не хитрое, но кто даст гарантию, что они затем снова не соберутся, но уже в другом составе и став более осторожными? Нет, это слишком простое и недальновидное решение. Я предлагаю другой вариант: выявить все их контакты и добраться до головки – до главарей, имен которых мы еще не знаем.
– Ни в одном из городов?
– Именно, Леонид Ильич – ни в одном. Знаем только, что сами участники зовут их Банкирами, но кто они, где работают и живут, мы не знаем. Так вот, если мы доберемся до них, то сможем вырвать у этой гадюки жало. Ведь именно эти люди и являются главными организаторами этих подпольных организаций, их вдохновителями.
– Но есть ли шансы до них добраться, если твои люди за почти два года этого так и не сделали?
– Этого не случилось, Леонид Ильич, потому что у нас связаны руки.
– В каком смысле?
– Я веду речь о партийном циркуляре от 1954 года.
Речь шла о документе ЦК КПСС, определявшем категорию лиц, которые не могли проходить как объекты оперативной разработки. К этим категориям относилась вся руководящая номенклатура. Прослушивание телефонных разговоров, наружное наблюдение запрещались, начиная с члена бюро райкома партии, с первого секретаря райкома комсомола и профсоюзного руководителя района. Например, санкцию на прослушивание рядового советского гражданина получить было можно – ее мог дать первый заместитель председателя КГБ СССР. А санкцию на иностранного гражданина – начальник соответствующего управления КГБ. Однако вести работу по партийным деятелям чекисты могли только с разрешения соответствующего партийного органа. А тот обычно такую санкцию не давал. Поэтому, если в ходе оперативных действий («наружка», прослушивание, агентурные данные) в отношении определенных лиц в поле зрения чекистов вдруг попадал партдеятель, то, чтобы дело получило дальнейший ход, оперативный работник должен был представить все документы и материалы в следственный отдел КГБ. Там скрупулезно высчитывали, выверяли, и редко когда эпизоды дела с участием партийно-руководящих людей получали развитие. Чаще всего они сразу прекращались. Таким образом партийная номенклатура вывела себя из-под правоохранительных органов.
Брежнев это не только знал, но и всячески поощрял, чтобы не обижать партноменклатуру. Но с одним «но»: если ему лично было нужно «взять на карандаш» кого-то из своих соратников, то КГБ получал его негласное распоряжение нарушить циркуляр от 1954 года. Именно за этим сегодня к генсеку и пришел Андропов. И Брежнев это понял.
– Послушай, Юрий, а много в этот тотализаторе нашего партийного брата? – спросил генсек.
– Точных данных у нас пока нет, а в существующем на сегодня списке фигурирует почти два десятка имен. Причем, как я уже говорил, там руководители не только уровня райкомов или горкомов, но и обкомов.
– И в Москве тоже?
– Естественно. Но мы вынуждены их не трогать, поскольку существует упомянутый циркуляр. Вот и топчемся на месте, беря в разработку лишь чиновников среднего звена.
