Раз преступник совершает злодейства не по собственной вине, значит, нужно прийти ему на помощь, излечить его от психологических травм, причинённых в детском или подростковом возрасте. Психотерапия нарушителей закона сделалась гигантским бизнесом, приносящим миллиарды армии психотерапевтов. (Им будет посвящена тринадцатая глава во второй части.) «Когда О-Джей Симпсон впервые предстал перед судьёй по обвинению в побоях, нанесённых его жене Николь Браун Симпсон, его присудили к прохождению небольшого курса психотерапии, и даже не в кабинете врача, а по телефону. В Коннектикуте полицейский Квинтилиано за убийство своей первой жены был присуждён к трём месяцам психотерапии. Излечившись, он вышел на свободу, женился и вскоре зарезал свою вторую жену»
[105]. Никому и в голову не пришло предъявить обвинение психотерапевту или доброму судье.
Тезис «общество виновато» горячо поддерживают многие интеллектуалы. Знаменитый писатель Норман Мейлер был очень увлечён письмами, которые посылал ему из тюрьмы осуждённый убийца Генри Эббот. Они были наполнены ссылками на Маркса и Сартра, мечтами о грядущей революции и подробными описаниями тех сладостных чувств, которые испытываешь, всаживая нож в грудь ближнего своего и поворачивая его там. Играя на новомодных теориях в судебной практике, Мейлер сумел добиться условного освобождения Эббота, опубликовал его письма в виде книги «Во чреве зверя»
[106], ввёл в литературные круги Нью-Йорка. Пробыв три месяца на воле, Эббот вернулся к своему главному занятию – зарезал молодого официанта. Повод: тот сказал ему, что в их ресторане туалет за буфетом – только для служащих.
В одном из эпизодов телепередач «Из зала суда» рассказали о такой истории: молодая женщина была найдена изнасилованной и зарезанной в своём доме в Денвере, штат Колорадо. Полиция сбилась с ног в поисках преступника. Наконец техника анализа ДНК улучшилась до такой степени, что следователи смогли выйти на убийцу, который в тот день числился заключённым, сидящим в тюрьме в Пенсильвании.
Как же так?
Оказалось, что за месяц до преступления какой-то судья приказал отправить заключённого для прохождения терапевтического лечения по новейшей методике, применяемой в Денвере. Там в тюремной больнице он вскоре напал на другого пациента. «Э, нет, так у нас себя не ведут, – сказали администраторы. – Мы отправляем вас обратно в Пенсильванскую тюрьму». И отправили. Но не в цепях и в фургоне, а просто купили ему билет на автобус. Выпустили утром, а автобус отходил только в пять дня. Чтобы не скучать, преступник зашёл в первый дом с открытой дверью, совершил своё чёрное дело и уехал досиживать свой срок в надежде, что прочное алиби ему обеспечено.
Время от времени сердобольные судьи объявляют, что в такой-то тюрьме переполненность превысила гуманные нормы, и отдают приказ выпустить значительную часть заключённых. Конечно, вместе с курильщиками марихуаны выпускают и настоящих убийц, которые тут же возобновляют свои подвиги. Но вера американца в то, что законом можно исправить любое общественное зло, исцелить любую социальную болезнь, остаётся непоколебленной. Поэтому любой политик, который посмел бы завести речь об отмене невыполнимых законов и правил, моментально утратил бы поддержку своих избирателей.
Изначально суды были созданы для того, чтобы карать преступников, восстанавливать справедливость, мирить поссорившихся. Но в последние десятилетия они с увлечением занялись новым делом: благотворительностью за чужой счёт. Примеры можно приводить тысячами, один красочнее другого. Старушка облилась горячим кофе в «Макдональдсе» – мы высудим у богатой фирмы несколько сотен тысяч «за нанесённое увечье». Бедолага в нью-йоркском метро пытался покончить с собой, бросившись под поезд, но выжил, только потерял ногу; за такое несчастье с метрополитена можно затребовать и миллион – чтобы его машинисты учились тормозить мгновенно. Пьяный водитель врезался в стоящую на обочине «тойоту», автомобиль вспыхнул, пассажиры обгорели; с водителя взять нечего, но мы будем судить «Тойоту» за то, что разместила бензобак сзади. А если перенесёт вперёд, будем судить за все аварии, в которых бак вспыхнул при ударе о столб или стену.
Но главный простор раскрывается в обнаружении причудливых связей между любыми болезнями и наличием каких-то химикатов в окружающей среде. «Можно объявить виновниками химические испарения из фанеры и телефонной пластмассы, мебели и продуктов питания. Ведь они вызывают аллергические симптомы, воспалительные процессы, чреватые артритом или колитом, нервные расстройства, головные боли, депрессию, головокружение и массу других недугов»
[107]. Всегда можно найти «учёных экспертов», которые за приличный гонорар найдут вам причинную связь между ушибом колена в цеху и начавшимся десять лет спустя раком. Плати, завод!
Гигантская машина американской юстиции уехала так далеко от своих исходных принципов и традиций, что игра с простым смыслом слов и фраз стала главным занятием её участников на всех уровнях – от рядового адвоката до члена Верховного суда. Слова «совесть, правда, справедливость» сделались анахронизмом, свидетельством профессиональной непригодности юриста, проявлением нелояльности к клану. Зато бессмысленные формулы приговоров типа «два пожизненных срока в тюрьме» или «пожизненно плюс сорок лет» сделались общепринятой нормой. Видимо, скоро начнут добавлять энное число столетий горения в аду.
Василий Розанов внёс в свои «Опавшие листья» такую запись: «Цивилизации гибнут от извращения основных добродетелей, на которых всё тесто взошло… В Греции это был ум, в Риме – воля, "господствую"… Европейская цивилизация гибнет от сострадательности…»
[108]. Продолжая этот ряд, можно сказать, что СССР развалился от доведённой до парадокса идеи равенства, и предсказать, что американской цивилизации грозит гибель от идолизации ЗАКОНА.
Роль президента в американской истории гораздо более заметна, чем роль председателя верховного суда. Между тем верховные судьи порой оставляют гораздо более глубокий след, вносят более серьёзные и необратимые перемены. Президент Дуайт Эйзенхауэр был 34-м президентом США, а назначенный им Эрл Уоррен – только 14-м верховным судьёй. И за 16 лет своего пребывания на этом посту он сотряс всю систему американского правосудия, изменив её незаметно и непоправимо.
Ещё находясь на посту губернатора Калифорнии, Эрл Уоррен принимал активное участие в интернировании 112 тысяч японцев, две трети из которых были американскими гражданами (1942). Конечно, это не было проделано с такой жесткостью, как, например, высылка татар из Крыма или чеченцев с Кавказа. Но в американской истории эта акция не имела прецедентов. Тысячи ни в чём не провинившихся людей были выброшены из своих домов, лишены имущества и отправлены в заключение на неопределённое время. И далее, в проводимых им судебных реформах, судья Уоррен многократно отдавал предпочтение достижению прагматических целей ценой попрания принципов справедливости и уважения к правам американских граждан.
