Попытки строгого регулирования пожертвований на предвыборные кампании приводят лишь к тому, что выборы превращаются не в противоборство политических идей, а в состязание «миллионер против миллионера». Достигнув экономического господства в стране, ричистанцы теперь захватывают и командные политические высоты. У них мощное лобби в Конгрессе, и теперь уже очень трудно провести законы, которые их не устраивают.
Другая важная проблема: при доминировании среднего класса экономика была стабильна. «Старые деньги» не любили нарушать стабильность – они не шли на риск и редко терпели убытки. Нынешние богачи и получают, и теряют огромные деньги или тратят их за границей. Экономика, зависящая от нуворишей, сама становится нестабильной.
Видимо, подсознательно ричистанцы чувствуют эту зыбкость почвы под их ногами. Может показаться парадоксальным, что не только беднеющий и тающий средний класс беспокоится сейчас за финансовую безопасность своего будущего. Вот что рассказал Роберт Фрэнк в интервью журналистам Национального радио:
«Миллионеры очень боятся нищей старости. В Америке для них есть много групп психиатрической помощи. Я был на занятиях одной такой группы – для людей с годовым доходом не менее десяти миллионов долларов. Они встречаются раз в месяц в Нью-Йорке. И все они жаловались на страх перед бедностью. Их страх был искренним. Когда их спрашивали: "Сколько вам нужно денег, чтобы ощутить финансовую безопасность?", каждый называл сумму, вдвое превосходящую ту, чем он владел в тот момент»
[284].
Другая парадоксальная информация всплыла на одном из финансовых сайтов. «По данным Налогового управления, в 2008 году в США 2840 семей с доходом больше одного миллиона долларов в год подали заявления на пособия по безработице и получили эти пособия на общую сумму 18,6 миллиона долларов. Среди них было 806 человек с доходом в 2 миллиона и 17 – с доходом свыше десяти миллионов. Поскольку пособия по безработице берутся из налоговых денег, которые платят фирмы, то потерявший работу миллионер имеет на это пособие такое же право, как любой рабочий с конвейера»
[285].
Не все ричистанцы соглашались давать интервью Роберту Фрэнку, не все были готовы открывать источники своих богатств. Сведения об этих источниках часто выглядят намеренно расплывчатыми. Например, про наследницу миллиардов Пэт Стайкер, которая поддержала политический переворот, устроенный двумя геями в Колорадо в 2004 году, мы узнаём, что её семья разбогатела на производстве медицинского оборудования
[286]. Но за медицинское оборудование в конечном итоге заплатят государственные программы «Медикер» и «Медикейд», то есть это снова будут деньги налогоплательщиков.
Про губернатора Корзайна (Jon Korzine) мы знаем, что он работал в совете директоров банка «Голден Сакс», то есть имел доход от 10 до 20 миллионов долларов в год. Однако когда этот банк лопнул в 2008 году вместе с другими финансовыми гигантами, именно американское казначейство должно было потратить на их спасение 700 миллиардов долларов, из которых несколько миллионов достались и Корзайну в виде бонуса. (См. выше, 7-я глава.)
О том, насколько богатство руководителей страхового, медицинского, фармакологического бизнеса связано с высасыванием денег из государственной казны, было подробно рассказано в главах 14–17.
Всё это даёт нам право утверждать с большой долей уверенности: возникновение Ричистана в последние двадцать лет напрямую связано с чудовищным подскоком национального долга в этот же период. Семнадцать триллионов, «одолженных» у ещё не родившихся американцев, которым придётся возвращать их с процентами, пошли на оплату дворцов с сотнями слуг, частных лайнеров со встроенным джакузи, частных яхт в четыре этажа, частных коллекций шедевров живописи и ювелирных изделий.
Как писал в своей книге Нил Фергюсон, «государственный долг очень мало связан с военными программами США в других странах. Он вырастает из хронического дефицита бюджета. Огромность этой проблемы такова, что большинство американцев, включая тех, кто считает себя информированным по части финансов, даже не представляют себе её серьёзности. Люди просто отказываются замечать финансовый кризис страны»
[287].
Было бы наивно ожидать, что законодатели-ричистанцы станут принимать какие-то законы, грозящие их доминирующему положению. Яростные споры между демократами и республиканцами ведутся вокруг проблем второго плана: аборты, контроль за огнестрельным оружием, иммиграция, однополые браки, образование. Ни та, ни другая сторона не смеет поднять вопрос о национальном долге, год за годом Конгресс утверждает бюджет с запланированным дефицитом. Ни та, ни другая сторона не смеет замахнуться на власть четырёх монопольных драконов: страхового, медицинского, фармакологического, адвокатского.
Неужели действительно эти опухоли достигли размеров неоперабельности?
19
Дипломат
Кто там, в малиновом берете,
С послом испанским говорит?
Александр Пушкин
Конечно, во времена Пушкина Татьяна Ларина-Гремина не имела шанса официально участвовать в международных переговорах. Но разве светские дамы Петербурга не выполняли важную дипломатическую работу, общаясь с иностранными представителями? Как замечательно Лев Толстой изобразил в романе «Война и мир» салон Анны Павловны Шерер, в котором пересекались многие нити европейских интриг наполеоновской поры!
А реальные участницы российской истории? Княгиня Екатерина Дашкова чаровала Дени Дидро, Екатерина Гончарова-Дантес принимала в своём доме голландского посланника Геккерена, Авдотья Панаева – Александра Дюма, другие дамы – маркиза де Кюстина. Так что у нас нет оснований считать невероятное вторжение женщин в американскую дипломатию последних шестидесяти лет таким уж беспрецедентным.
Первой в этом ряду стоит Элеанор Рузвельт, занимавшая пост американского посла в ООН и выполнявшая важные дипломатические миссии во многих странах. Джин Киркпатрик продолжила эту традицию при президенте Рейгане. Далее на сцену выходят Мадлен Олбрайт (посол в ООН, 1993–1997, министр иностранных дел 1997–2001), Кондолиза Райс (2005–2009), Хилари Клинтон (2009–2013), Виктория Нуланд, получившая пост заместителя министра иностранных дел, Саманта Пауэлл – представительница в ООН, не говоря уже о десятках женщин, занимавших и занимающих должность посла в различных странах.
Да, женщина-дипломат может столкнуться с дополнительными трудностями, встречаясь с представителями мусульманских стран. Ведь для них прикасаться к посторонней женщине во время рукопожатия или даже смотреть на её открытое лицо – это «абе» (стыд) и «харам» (грех). Как-то они примиряются с таким неуважением к их традициям, но, например, Осама бин Ладен не потерпел бы такого: если жена его брата, воспитанная в Европе, входила в комнату, забыв надеть чадру, он всегда с отвращением отворачивался к стене
[288].
