Женщине было лет тридцать или чуть больше, черные волосы и серые глаза.
— Мартина.
Бенедикт помахал рукой.
— Что случилось?
— Я тебя ищу, Дэнни.
— Если у нас проблемы, я не хочу о них слышать. Я решил сегодня уйти пораньше. Хочу немного отдохнуть.
— Это про Дженет, — сказала женщина.
Малкеррин почувствовал, как; вздрогнул Бенедикт.
— Есть новости? — спросил он с надеждой в голосе.
— Ну, все довольно странно. Похоже, ее отец нанял частного детектива, и он обратился к Меган за помощью. Она приходила сегодня, попросила данные о последних делах Дженет. Я кое-что ей дала — записки, файлы, календарь Дженет. Но сказала, что вел большинство этих дел ты, и, если нужны подробности, ей следует поговорить с тобой. Она оставила номер своего рабочего телефона у тебя на столе.
Даниэль несколько минут молчал.
— Надеюсь, я поступила правильно, — добавила Мартина. — Она сказала, что вернет все в понедельник.
— Хм-м-м. Да-да. Все в порядке. Спасибо.
Малкеррин рассердился. Его миссия начала осложняться, а он этого не выносил. Когда Бенедикт направился к своему рабочему столу, священник принялся обдумывать следующий шаг.
На столе Дэн обнаружил номер телефона Меган и, взяв телефонную трубку, опустился на обитый кожей стул. Малкеррин мгновенно запомнил номер. Бенедикт нервничал, слишком быстро нажимал на кнопки, ошибся. Со второй попытки у него получилось.
— Чейкин и О’Нейл.
— Позовите, пожалуйста, Меган Галахер.
— Извините, Меган уже ушла Да и мы закрываемся из-за снегопада. Может быть, вам сможет помочь кто-нибудь другой?
— Нет-нет, я попытаюсь связаться с ней завтра.
Бенедикт повесил трубку и принялся листать свой ежедневник. Он остановился на записи: Дженет Харрис, 685-2033. Малкеррин запомнил и этот номер, а на лице стоявшего на улице священника, чью голову укрывала шапка снега, появилась насмешливая улыбка.
Бенедикт записал номер на листке бумаги и положил в правый карман. Затем взял портфель и вышел из конторы. Пальто он таки не снял.
Малкеррин покинул сознание Бенедикта и вынужден был несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать глаза. Открыв их, он увидел, что на него смотрит молодой человек с сигаретой во рту. Теперь ему придется избавиться от этого наблюдателя, кем бы он там ни был, а еще от женщины по имени Галахер.
Он проследил за тем, как Бенедикт скрылся за белой пеленой снега, и улыбнулся, подавив раздражение от мысли о том, что ждет юриста сегодня вечером.
Глава 4
Было раннее утро, когда Питер Октавиан вдруг сел на кровати. Он вглядывался в темноту и видел не свою квартиру, а нечто иное. Он еще не до конца проснулся, но уже и не спал.
Сквозь сумрак своей комнаты, за пределами города, океана и половины другого континента его мысленный взор обратился к маленькой комнатке в южной Германии. Там мирно спал его друг и бывший наставник Карл фон Рейнман. На плече у него спала девушка, которую Питер никогда раньше не видел.
Октавиан познакомился с немцем в ночь своей смерти, более пятисот лет назад. По правде говоря, именно Карл убил его, это было нечто вроде контракта между ними. Питер стал одним из клана фон Рейнмана и повсюду следовал за ним вместе другими одиннадцатью его членами. Именно Карл назвал его Октавианом, Питер был восьмым в его списке.
Постепенно отношения между ними изменились. Питер родился воином, но со временем он устал от этой жизни. Он оставил клан в Бостоне на рубеже двадцатого века и решил самостоятельно заняться изучением своих собратьев. Он многое узнал и изменился. Питер попытался убедить Карла, что он и остальные члены их клана уничтожают сами себя, что в них одновременно и больше, и меньше от людей, чем им хочется думать… или они в состоянии увидеть. Но его старый друг был не в состоянии слышать это. Карл смог простить Питера только рассудком, в сердце он по-прежнему считал это предательством.
Сейчас, в своей квартире в Бостоне, Питер сидел совершенно неподвижно, глядя в стену как завороженный. Между ним и Карлом существовала духовная связь, возникшая во время трансформации Питера. Он мог в любой момент увидеть, что делает Карл, стоило только захотеть. Однако в этот раз он не пытался смотреть. Ему показывали происходящее, и Питер не имел ни малейшего понятия почему. Он был всего лишь беспомощным зрителем.
Проснуться было легко. Еще мгновение назад Карл крепко спал, сейчас он просто лежал, широко раскрыв глаза. Он слишком поздно почувствовал чужое присутствие у дверей. Топор ударил в толстое дерево. Очень осторожно Карл попытался разбудить девушку, Уну. Она заменила первую, которую безжалостно убили меньше полугода назад. Новая Уна, прежде ее звали Мария Эрнандес, прошла превращение около недели назад. Она была пьяна от выпитой крови, и, как ни старался Карл, он не мог разбудить ее.
Он оставил ее на кровати.
В спальне не было окон — мера предосторожности. Если за дверью только один незваный гость, Карл может подождать его в темной комнате и убить, когда он войдет. Впрочем, интуитивно Карл понимал, кто пришел за ним, и знал: они не настолько глупы, чтобы посылать к нему одного или двоих.
Он схватил покрывало, валявшееся в ногах Уны, и набросил его на себя, прикрыв лицо, словно капюшоном плаща. На всякий случай. Затем выбежал в прихожую. Топор снова опустился на дверь, и в комнату ворвался дневной свет. На лице Карла мгновенно появился пылающий шрам. Он быстро отскочил в сторону.
Что сказал ему Октавиан примерно полвека назад?
Если ты будешь верить, ты сгоришь.
Карлу было трудно сосредоточиться. В прихожей он уперся рукой и ногой в стены и поднялся на несколько футов вверх, толкнул деревянный прямоугольник — дверцу на чердак — и сдвинул его в сторону. Стараясь не шуметь, он подтянулся и как раз в тот момент, когда от входной двери отлетел большой кусок и внутрь просунулась рука, чтобы открыть замок, вернул дверцу на место.
Бедняжка Уна.
Услышав тяжелые шаги в доме, Карл повернулся к чердачному окну. Решетка с внутренней стороны, потом стекло, снаружи ставни. Он подобрался к окну, стараясь не шуметь, двигаясь так, как сам учил их всех на протяжении стольких лет. Он снова подумал про Октавиана.
«Если ты будешь в это верить, ты сгоришь», — твердил тот.
Карл попытался убедить себя, что не верит христианской легенде, не верит в миф. Но когда ты являешься частью мифа, трудно понять, что правда, а что нет.
Октавиан утверждал, что именно церкви каким-то образом удалось сочинить легенду о физических слабостях бессмертных существ, а после ей удалось убедить его несчастных предков, что эти слабости — не выдумка Так вот и получилось, что, несмотря на их способность совершать и ужасные, и замечательные вещи, они сами себя и уничтожали. Что-то вроде самоубийства.
