— Он всегда был безрассудным, — бросила Алекс, тряхнув головой.
— Не важно, почему он там был. Важно, что это был Коди Октябрь. Я никогда не понимал, почему он вызывает такую ненависть у вашего клана. Несомненно, он ведет себя не как все, но он никогда не представлял для нас никакой угрозы.
— Ну, вас это не касается, — холодно проговорил Шенг. — Продолжайте.
Ганнибал еще немного помолчал Как отвратительно грубы эти юнцы, они позволяют себе так разговаривать с ним в его собственном доме! Возможно, ему следует их прикончить… хотя бы в назидание другим.
— Коди играл. И выигрывал. В тот момент я посчитал, что для меня его присутствие очень кстати.
Я без труда убедил своего спутника подойти к нему, притворившись пьяным, похлопать по плечу и громко произнести его имя, словно он нашел давно потерянного брата. Люди из Ватикана тут же обратили внимание на Коди и, конечно, сразу же узнали его. Они ведь не зря проходят специальную подготовку.
Коди был так поглощен игрой и красивой женщиной, присоединившейся к нему, что даже не обратил внимания на приветствие моего друга. Он так и не понял, что никогда прежде его не видел. Естественно, он не заметил убийц, хотя они последовали за ним, когда он вместе с женщиной покинул казино. Ну, а я отправился за ними.
Как я уже говорил, мне показалось, что они пришли за мной, теперь я в этом не уверен.
Ганнибал отвлекся от своих мыслей, от рассказа и увидел, что Александра и Шенг не спускают с него глаз.
— Ну? — вместе сказали они.
— Что «ну»? — с невинным видом спросил Ганнибал.
— Они догнали его, идиот? — почти прокричала Алекс. — Коди убит?
Ганнибал заморгал.
— Коди? У бит? Конечно нет. У них не было ни единого шанса. Вышел превосходный спектакль. Жаль только, что погибла та женщина, с которой он познакомился в казино.
Ганнибал произнес последнюю фразу совершенно спокойно, он будто хотел подчеркнуть, что Александра не поняла нечто важное.
— И какое отношение все это имеет к нам? — наконец спросил Шенг.
Ему совсем не хотелось выглядеть глупо, но и ждать надоело.
— Мы ведь обсуждаем схему, мой юный друг, — снисходительно ответил Ганнибал, отчего Шенг весь как будто ощетинился. — До сих пор убивали лишь самых древних членов нашего ордена, ваш наставник — скорее исключение из правила. Теперь Ватикан попытался прикончить бывшего члена вашего клана. Возможно, это совпадение, но я очень сомневаюсь, что такое возможно.
— Нет, мне кажется, это случайность, — возразила Алекс.
— До этого утра я думал так же, как вы.
— Что же случилось сегодня утром? — нетерпеливо спросил Шенг.
— Мне позвонил один человек… мой знакомый из Бостона. Складывается впечатление, что наш друг Октавиан расследует серию убийств, в которых замешан кардинал католической церкви.
— О, моя кровь! — прорычала Алекс. — Вы за нами следите? За всеми нами?
Многие существа, наделенные разумом, постарались бы покинуть комнату, увидев холодную улыбку Ганнибала.
— Нет, не за всеми, моя дорогая, — сказал он. — Только… только за теми, кто по-настоящему опасен, Так или иначе, но Октавиан направляется сюда, в Италию. Точнее, в Рым, если верить моим источникам. Возможно, он уже в Риме.
Прежде чем они успели как-то отреагировать, он продолжил:
— И вот что мне очень хотелось бы знать… Почему и Коди, и Октавиан стремятся в Италию? Почему Ватикан преследует именно ваш клан? Что вы скрываете от нас?
Алекс и Шенг переглянулись, пытаясь осмыслить слова Ганнибала, а он продолжал:
— И еще одно. Октавиан купил билет на обычный рейс.
Ганнибал внимательно вгляделся в лица Алекс и Шенга, пытаясь понять, известно ли им что-нибудь.
— Большая часть его полета будет проходить днем.
Любовники не нашлись что ответить.
В туристический сезон Джузеппе Чиавони по сотне раз в день проплывал на гондоле вдоль Большого канала. С наступлением холодов туристов становилось меньше, и доходы Джузеппе падали. Летом он откладывал деньги, а зимой устраивал себе каникулы, предоставляя более молодым гондольерам перевозить редких туристов и местных жителей, пожелавших прокатиться по каналу. В начале карнавала Джузеппе возвращался к своей гондоле не только из-за туристов. Дело в том, что Джузеппе любил карнавал. После смерти его жены не так много вещей осталось на белом свете, что приносили ему радость.
Сейчас он гнал гондолу по воде с удовольствием: в ней сидели две красивые американки, и рядом с ними не было мужчин. Повезло, так повезло! Впрочем, сегодня особый день.
— Леди, — обратился он к девушкам, стараясь говорить погромче, потому что ветер относил в сторону его слова — Леди, становится холодно. Скоро стемнеет. Вы уверены, что не хотите вернуться в отель?
— Но, синьор, — ответила Линда Меткалф, — вы же не гондольер, вы — перевозчик. Разве вы можете отвезти на); домой?
— Я заканчиваю работу, — ответил Джованни. — Да и должен признаться, мне не хотелось бы задерживаться сегодня.
— Как же мы вернемся обратно? — с тревогой спросила Трейси Сакко.
— Ну, на канале есть такси, они ходят каждый час. Но все равно…
— Вас что-то беспокоит? — прищурившись, спросила Трейси.
Она посмотрела на Линду, та старательно не обращала внимания на их разговор.
Джузеппе перевел взгляд с одной женщины на другую, открыл было рот, чтобы ответить, но потом сообразил, что они его не поймут.
— Я уже немолодой человек, — наконец ответил он. — Чем старше становишься, тем больше теней видишь в темноте. Сделайте мне одолжение, будьте осторожны.
Трейси улыбнулась ему.
— Мы постараемся.
— По крайней мере, до тех пор, пока не окажемся на вечеринке! А там уж мы оторвемся, — заявила Линда.
В ее голосе звучали интонации капитана школьной команды болельщиков, и это ужасно действовало Трейси на нервы. Глаза у Линды остекленели, и на ее лице появилась смутная, почти безумная улыбка. Трейси нё могла смотреть на нее без содрогания.
Наконец они были на месте.
— Ка-Редзонико! — объявил Джузеппе.
Гондола причалила к пристани. Когда Линда первой вылезала из лодки, Джузеппе прошептал Трейси на ухо:
— Будь осторожна.
Трейси последовала за Линдой. Они зашагали по каменной мостовой, поднимавшейся от канала Редзонико.
— Набережная канала Редзонико, — начала Линда, словно гад, — создана мастером барокко Балдассаром Лонгена. Строительство началось в 1667 году. Закончено восемьдесят пять лет спустя. Потолки расписал Тьеполо.
— Кто такой, черт возьми, этот Тьеполо? — спросила Трейси.
