— Паоло, пожалуйста, принеси чай и больше нас не беспокой, — сказал Папа. — Сегодня у меня отвратительное настроение, надеюсь, кардинал принес хорошие вести.
Он улыбнулся Гарбарино, но улыбка не произвела на него впечатления.
«Нет, дело тут не в плохом настроении», — подумал кардинал.
— А что вас так расстроило сегодня? — спросил Гарбарино.
Он всегда разговаривал с понтификом, не заботясь об условностях.
— Меня беспокоит спина, — пожаловался Папа, — но еще больше меня тревожит, что сегодня на мессе было очень мало народа.
— Ну, об этом не стоит волноваться. Многие мои люди отправились на важное научное мероприятие, к тому же в городе свирепствует грипп…
— Да, боюсь, я и сам простудился.
Вернулся Паоло, молча поставил поднос перед Гарбарино, взялся уже за чайник, но кардинал жестом показал ему, что справится сам. Паоло вышел, аккуратно закрыв за собой дверь и предоставив Гарбарино разливать чай.
Опуская в чашку понтифика пакетик чая, кардинал уронил в нее маленькую капсулу. Тонкая оболочка капсулы моментально растворилась в воде, и прозрачная жидкость смешалась с чаем. Так Гарбарино покончил с Иоанном Павлом Г.
Папа поднес чашку к губам, сделал первый глоток. Гарбарино улыбнулся и принялся за свой чай. Было бы важно скрыть, что же произошло на самом деле с Иоанном Павлом. Но не в этот раз. Сейчас это не имело значения. Даже если станет известно, что Папа убит, если кому-то удастся выяснить имя убийцы, информация эта будет совершенно бесполезной, поскольку скоро Гарбарино покинет резиденцию Папы, чтобы больше никогда не возвращаться.
О да, он делает это ради славы истинного Бога, чью природу римский католицизм только сейчас начал понимать. Важен контроль над всем происходящим, над всеми живыми существами, естественными и прочими. Вот чего на самом деле хотел Бог, вот чего он ждал от Своей Церкви.
Папа мелкими глотками пил чай, а Гарбарино все ругал себя за легкомыслие. Он не должен отвлекаться, ведь он — солдат армии Бога, набожный человек, а не лицемерный, своекорыстный безумец, вроде Лиама Малкеррина, Джанкарло Гарбарино был грешен, и одним из его грехов была гордыня. Этот грех по-разному выражался в нем, но самое главное — он считал себя вполне разумным, чего никак не мог сказать о других.
— Знаете, Джанкарло… — сказал Папа, поставив чашку.
Он сделал лишь пару глотков, их достаточно, чтобы он заболел, это точно, но не более того, они его не убьют.
— Я в последнее время много размышлял о кардинале Жискаре.
Гарбарино был весь само внимание.
«А это еще что такое?»
— Анри Жискар был серьезным ученым, думаю, он и сейчас им остается. Я никогда не мог понять, почему вы всегда были против его членства в Историческом совете Ватикана. Может быть, вы боялись конкуренции со стороны другого кардинала?.. Меня тревожит его исчезновение, как и исчезновение дьявольской книги.
— Книги, ваше святейшество?
«Теперь я буду соблюдать все нормы этикета», — подумал Гарбарино.
— Честно говоря, я так и не смог дочитать ее до конца, лишь пробежал глазами некоторые отрывки, ну, и ваш отчет, разумеется. Мы ведь считали, что это всего лишь результат избыточного рвения, к этому была склонна инквизиция. Я имею в виду вампиров. Разве изгнания дьявола не достаточно?
— Совершенно верно, — согласился Гарбарино.
Он был уверен, что Папа читал лишь те отрывки, которые он сам включил в отчет.
— Многие пострадали, ошибочные представления повлекли за собой немало жертв, однако сейчас церкви совершенно ни к чему отрицательные отзывы в прессе. Мы еще не оправились от фиаско отца Портера.
Папа вздрогнул, то ли от яда, который уже начал действовать, то ли от отвращения. Этого Гарбарино не мог сказать наверняка.
— Но почему Жискар сделал это? — продолжал понтифик. — Не стану утверждать, что я хорошо его знал, но мне казалось, он — человек искренний. Он умнее большинства представителей церкви. Зачем ему брать книгу? Если он хотел причинить вред церкви с ее помощью, что кажется мне абсурдным, почему он до сих пор ничего не предпринял?
— Ничего не могу сказать вам об этом, ваше святейшество.
«Однако мне кажется, что вы можете стать для нас серьезной помехой».
Папа вздохнул.
— Ничего не могу поделать, я вынужден часть вины возложить и на ваши плечи, — сказал он.
— Намой?
— Это вы рекомендовали мне сохранить книгу, если бы не это, я бы ее уничтожил, и у нас не возникло бы проблем. Не так ли? Теперь, пока мы не найдем книгу, я не могу даже сообщить что-либо средствам массовой информации, ведь если я это сделаю, а книга так и не найдется, все наши труды будут напрасны. Я просто в отчаянии.
— Да, — ответил Гарбарино, — я сожалею, что так случилось.
— Что ж, — вздохнул Папа, — теперь с этим уже ничего не поделаешь.
— Выпейте еще чаю, — предложил Гарбарино. — Вы почувствуете себя гораздо лучше.
— Нет, благодарю, Джаякарло, честно говоря, мне его совсем не хотелось. Травяной вкус вызывает у меня отвращение, но я боюсь сказать Паоло, кто-то внушил ему, что это мой любимый сорт. Я позвоню ему, чтобы он забрал поднос, если вы, конечно, не возражаете.
Папа потянулся к кнопке вызова, но Джанкарло взял его за руку.
— Боюсь, я должен вас остановить.
Они покидали Ватикан парами и тройками, некоторые уходили поодиночке. Отцы, братья и сестры следовали друг за другом, но никто бы не догадался, что у них есть общая цель. Полиция Ватикана отметила, что многие духовные лица вдруг устремились в музеи, аэропорты, магазины, больницы и церкви или просто отправились гулять по улицам. Священники, ничего не знавшие об истинных целях своих коллег, заметили необычное оживление в эти утренние часы.
Казалось, не было ничего общего между людьми, покидавшими Ватикан, они уходили в разных направлениях и в разное время. Многим оживление показалось странным, но никто не обсуждал этого.
Место встречи было назначено недалеко от железнодорожного вокзала в Риме, примерно в двух с половиной милях. Кто-то прибывал совсем тихо, приезд других больше напоминал беспорядочное бегство, тем более что к ним присоединилось еще и несколько дюжин священников из римской общины, однако сестра Мария и братья Монтези так тщательно организовали общий сбор, что он ни у кого не вызвал подозрений.
Впрочем, если бы вы оказались неподалеку от железнодорожного депо, куда стекались духовные лица по три или четыре человека и садились в поезд, вы наверняка были бы удивлены. Они были в черных одеждах — и мужчины, и женщины, — без воротников и сутан, а значит, у вас разыгралось бы любопытство. А уж если бы вы увидели, как эти люди вынимают из сумок и портфелей блестящие серебряные кинжалы и прячут их в складках одежды, в сапогах, каких никогда не носили служители церкви, то вам обязательно захотелось бы рассказать об этом первому же встречному.
