Ирка рядом со мной сокрушенно покачала головой. Явно тоже разглядела обширный ожог на ноге родственницы и готова была активно ей сочувствовать. Испугавшись, что моя сердобольная подружка выскочит из укрытия, чтобы пожалеть бедненькую Катеньку, я обхватила ее за талию и удержала на месте. На мой взгляд, неожиданно врываться к человеку, занятому проведением медицинской процедуры, было бы невежливо. Лечение – дело интимное.
Едва я успела так подумать, как открылась дверь одной из комнат, и в холл вышел Антон Семендяев в серо-голубой байковой пижаме. В этом уютном наряде он был похож на героя детской сказки «Храбрый зайчик». Дополнительное сходство с длинноухим косым Антону придавал старомодный ночной колпак с кисточкой, свисающей на плечо.
Храбрый зайчик Семендяев, определенно, имел какую-то цель. Его длинные байковые ноги бойко вышагивали, а байковые руки торопливо пристраивали на нос очки. Я еще успела удивиться, что Антон, оказывается, нуждается в очках, ибо весь вечер он прекрасно обходился без них, и тут Семендяев наконец справился со своим оптическим прибором и прозрел. Он увидел сидящую на диване голоногую Катерину и сконфузился. Цель ночной прогулки, какова бы она ни была, потеряла для него всякое значение. Семендяев остановился, покраснел и, явно не зная, что сказать, в растерянности снял очки и начал хлопотливо протирать их байковым рукавом.
В следующее мгновение распахнулась вторая дверь, и в холл босиком выскочила Дина в прелестном ночном одеянии из полупрозрачного розового шелка, кружев и ленточек. Синие глаза красавицы метали молнии, распущенные волосы змеились по плечам на зависть горгоне Медузе.
– Ах, так! Ах, вот оно что! – вскричала она, обращаясь поочередно то к Семендяеву, то к Катьке. – Вы, значит, тут! Вы, значит, вот!
Смысла в этой речи было мало, зато страсти много. Семендяев, замерший, как суслик над норкой, сути прозвучавших обвинений не понял, но девичьего гнева позорно струсил и поспешно ретировался. Поскольку свои очки храбрый зайчик при этом держал в руке, можно было считать большой удачей, что он с первой попытки попал в открытую дверь, которая тут же и закрылась.
– Ну, Катька! Этого я тебе никогда не прощу! – ярящаяся Дина погрозила кулачком подруге. – Мало тебе своего миллионера, ты второго охмурить решила? Про запас, да?
– Ты с ума сошла? – на диво спокойно поинтересовалась Катерина, завинчивая тюбик с кремом.
– Я?! Это ты с ума сошла! – отбила подачу Дина. – Ты сейчас должна быть в супружеской постели, а не на диване с голыми ногами! И вообще, у тебя траур!
– Динка, ты дура, – сухо сказала Катька, одной рукой запахивая на себе халат, а другой без разбору сгребая в аптечку разбросанное по дивану высыпавшееся медицинское барахло. – Мы с тобой утром поговорим.
Сунув чемоданчик в тумбочку, она хлопнула дверцей, прошла к лестнице мимо сердито сопящей Дины и поднялась на второй этаж. Скрипнула, а затем стукнула дверь.
Оставшись в одиночестве, Дина пробежалась по комнате, с размаху бухнулась на диван, врезала кулаком по подушке, снова вскочила и решительно подошла к холодильнику. Распахнула дверцу, заглянула внутрь и досадливо выругалась:
– Вот гады! Они и клубнику сожрали!
Ирка рядом со мной тихо поперхнулась. Я посмотрела на подружку и увидела, что ее щеки шевелятся. Нет, она не дрожала от страха, что нас обнаружат и будут стыдить. Она набила рот ягодами и жевала их, давясь и чавкая!
Едва Дина ушла к себе, я вырвала из рук подружки корзинку и свирепо прошептала:
– Куда в тебя столько лезет?!
– Прости, это я от волнения разъелась, – покаялась Ирка, на светлой куртке которой придавленная клубничная корзинка оставила красное пятно. – Такие страсти!
И она снова повторила, как пару часов назад:
– Страсти кипят, как лапша в кастрюле!
При упоминании кастрюли с кипятком перед моими глазами вновь возникла Катькина ошпаренная конечность, и одна в высшей степени интересная мысль заставила меня забыть о необходимости соблюдать режим молчания.
– Бо-о-оже! – громко охнула я.
– Т-с-с-с! – Ирка поспешно зажала мне рот ладонью. – Молиться пойдем к себе в келью!
Тихо-тихо, как две мышки, мы шурхнули из-за шторы в прихожую, а там я вывернулась и убежала назад, в комнату. Подсвечивая себе фонариком, достала из тумбочки чемоданчик-аптечку и быстро провела ревизию его содержимого. Ничего особенного там не было, в основном средства первой помощи: зеленка, йод, марганцовка, перекись, горчичники, снотворное, валерьянка, аспирин, анальгин и тюбики с гелем от насморка, антипростудным растиранием и мазью от ожогов. Интенсивный запах мяты издавало именно противоожоговое снадобье.
– Так я и думала! – сказала я.
Несомненно, у Катерины была обожжена нога. Памятное обрушение кастрюли с кипящим бульоном не прошло для нее даром!
– Ты куда запропастилась? – шепотом выругала меня подруга, когда я вернулась к ней в прихожую.
– Поправляла пластины жалюзи, – соврала я. – Незачем кому-то знать, что мы тут были!
Ирка посмотрела на похищенную нами клубнику и согласилась:
– Действительно, к чему афишировать этот приступ здорового аппетита?
Мы вышли из дома. Уже во дворе Ирка остановилась, повернулась к оставленному нами дому и из-под низко надвинутого капюшона куртки опасливо оглядела фасад. Ни в одном из окон света не было.
– Все спокойно! – удовлетворенно молвила моя боевая подруга, и мы продолжили свой путь к нашему коттеджу.
Испуганный Семендяев, опасливо выглянув в окно, сквозь завесу снега заметил во дворе две фигуры. У той, что покрупнее, на груди виднелось кровавое пятно.
– Господи, куда я попал? – тихо ужаснулся трезвый Семендяев и не поленился подпереть дверь своей комнаты прикроватной тумбой.
15
Клубнику, добытую ночью, доедали за завтраком. Масяня от своей порции отказался в пользу Коляна, и тот с удовольствием уплел вкусные ягоды в качестве десерта. Когда на румяном лице мужа появилась сытая благодушная улыбка, я объявила:
– Чур, сегодня у нас смена караула: я катаюсь на лыжах, а ты, Коля, на саночках с ребенком!
Солнечная улыбка супруга потускнела. Он успел размечтаться о новом сеансе горнолыжного катания в соревновательном режиме с Семендяевым, который выпил за завтраком кофе с коньяком и сразу же утратил всякое сходство с робким сереньким зайчиком. Теперь он был похож на кролика Точилку периода его буйного помешательства. Буйный Семендяев скалил зубы и потирал руки в предвкушении смелых эскапад. Очки он снял и небрежно бросил на стол, слегка промахнувшись мимо тарелочки с клубничными хвостиками.
– Но, Кыся, ты же не умеешь кататься на лыжах! – обиженным голосом напомнил мне Колян.
– Зато я умею! – решительно сказала Ирка, пресекая назревающую дискуссию. – Я буду кататься, а Ленка – мне ассистировать: подносить лыжи, подавать палки и прикладывать к свежим ушибам свинцовую примочку.
