– Мамочка! Мамулечка!
– Что? – спросила я, не разлепляя ресниц.
– Мамочка! – Ребенок туго обнял меня за шею и жарким шепотом спросил: – А почему бабочки не спят в берлоге?
Я открыла один глаз и посмотрела на малыша – издевается, что ли? Какие, к чертовой бабушке, бабочки – в семь утра?! Но ясные карие глазки сынишки светились неподдельным интересом. Чувствовалось, что проблема ночлега мотыльков волнует его не на шутку.
– Потому что в берлоге спит медведь, – сказала я.
– И миша хлопает бабочек, потому что они кушают его шубку?
Очевидно, Мася имел в виду моль, но в моем затуманенном мозгу промелькнуло дикое видение, не лишенное эротизма: здоровенный волосатый мужик по имени Миша, хлопающий по ягодицам ночных бабочек, завтракающих селедкой под шубой.
– Доброе утро, дамы и господа, геи и гейши! – страдальчески пробормотала я.
И тут случилось чудо: Масяня потерял интерес и к бабочками, и к моей персоне, всецело переключившись на медведей. Он очень душевно спел песенку Винни Пуха, рассказал стишок про мишку косолапого и еще один, заканчивающийся словами: «А под снегом спит медведь, тише-тише, не шуметь!» Под этим призывом я готова была подписаться кровью.
Я спрятала голову под подушку, но и там слышала неумолчную болтовню ребенка. И в кого это наш мальчик такой разговорчивый?!
– Снег идет, снег идет, здравствуй, здравствуй, Новый год! – громко декламировал Масяня, сидя на подоконнике.
Он повторил этот стишок раз пять, а потом выдал обновленную версию:
– Катя идет, Вадя идет, здравствуй, здравствуй, Новый год!
Через несколько секунд до меня дошло, что Катя и Вадя – это не иначе как наши молодожены. То есть Мася сообщил мне, что дурочка Катерина отправилась куда-то в компании негодяя Тараскина. Я отбросила одеяло и метнулась к окну, но увидела только лаково-зеленый бок квадроцикла, с ускорением прокатившего мимо окна. На железном коне восседали супруги Тараскины, я узнала красно-белый лыжный костюм Катерины и голубой комбинезон Вадима.
– Куда это ее черти понесли? – встревожилась я и побежала будить Ирку.
– Рота, подъем! – вскричала я, бесцеремонно ворвавшись в девичью светлицу.
Однако ни Ирка, ни Зинуля, укутавшиеся в одеяла по самые макушки, даже не шелохнулись. Тогда я стянула с подруги одеяло и задействовала Масин репертуар: обозвала Ирку несчастным валенком, бодро кукарекнула ей в ухо и доверительно спросила про ночлег летающих насекомых. Безберложные бабочки Ирку проняли, она покрутила пальцем у виска, едва не выколов себе глаз, и недобрым голосом поинтересовалась, не сошла ли я с ума.
– Я-то нет, а вот Катька, похоже, окончательно сбрендила! – доложила я. – Она уехала с Тараскиным на квадроцикле.
– Она совсем дура, что ли? – Ирка окончательно проснулась, села в постели и заелозила ногами по полу, пытаясь нащупать тапки. – В ее ли положении гонять по крутым горам на вездеходе?
– Ты еще прими во внимание, в какой дурной компании она гоняет по крутым горам! – напомнила я, подсовывая подружке ее обувку. – Боюсь, с мерзавца Тараскина вполне станется нарочно спихнуть молодую жену с квадроцикла на полном ходу! Катька убьется, это сойдет за несчастный случай, и алчный Тараскин единолично завладеет всем винно-водочным королевством.
– Ох, типун тебе на язык! Не нравятся мне твои пугающие фантазии! – Ирка поежилась и напялила поверх байковой пижамы теплый шерстяной жилет.
Громко топая, мы пробежались по комнатам и всюду выглядывали в окна, надеясь увидеть поблизости семейную пару чокнутых квадроциклистов, но катальщики уже удалились от дома на приличное расстояние. Мы бы их и не нашли, но помог Масяня.
– Мамочка! – крикнул он из комнаты, когда мы с Иркой пробегали по коридору мимо открытой двери.
– Что, детка? – притормозила я.
Ребенок выглянул из-за шторы и сообщил:
– А Катя опять посолила снег!
– Где? – Я подошла к окну.
– Там! – Мася указал на легендарную Лысую гору, известную также как вершина Б-52.
Ее пугающий силуэт был виден из окна во всей красе, однако рассмотреть без бинокля мелкие детали не представлялось возможным. К счастью, бинокль у Масяни был, и я не постеснялась его отобрать.
Сначала я очень близко увидела следы, оставленные на снежном склоне квадроциклом. Подкрутила настройку, повиляла биноклем, отслеживая косо идущую колею, и довольно высоко, выше середины склона, нашла саму машину. Мне были хорошо видны, главным образом, ее задние колеса, потому что катальщики поднимались на гору по спирали и остановили свое транспортное средство на боку Б-52. Пару секунд я тупо рассматривала рисунок протекторов, потом спохватилась, пошарила взглядом по горе и нашла Катьку в приметном красно-белом костюме. Она поднималась по склону, шагая вдоль цепочки следов, оставленных, очевидно, Тараскиным. Его уже не было видно. Катька шла медленно, но упорно и тоже забирала вправо. Вскоре и она скрылась за горой.
– Хоть бы помог женщине, скотина! Руку бы протянул, что ли! – сердито прошептала я, имея в виду гадкого Тараскина.
В следующий момент я со страхом вспомнила, что Катька рискует протянуть ноги.
– Тараскин увел Катьку на гору! – взревела я, вкратце проясняя ситуацию для Ирки и Коляна.
Разбуженный нашей беготней, он прибрел из своей комнаты и стоял в дверях, недовольно хмурясь и собираясь с силами для вопроса о причине утреннего переполоха.
– Они поднимаются на Б-52? – не поверила Ирка.
– Кто это летит на бомбардировщике? – все перепутав, захлопал глазами туповатый спросонья Колян. – Спасатели?
– Бежим ее спасать! – подхватила эту мысль более сообразительная Ирка.
Ей без объяснений было понятно, что ситуация опасная, а Колян, проникнувшись нашей тревогой, на слово поверил нам, что дело серьезное и не терпит отлагательства. Одевались мы, как солдаты по тревоге. Даже Мася, против обыкновения, не стал капризничать и послушно упаковался в многослойные зимние одежды. Уже минут через пять плотным табуном из трех взрослых лошадей и одного жеребенка мы галопировали вслед за молодоженами.
Наверное, это было глупо. Катька с Вадимом далеко опередили нас, и догнать их у нас было мало шансов. Вдобавок передвижение по снежному насту на своих двоих было гораздо более трудным и существенно менее скоростным, чем езда на квадроцикле. Пока мы, все замедляя шаг, топали к подножию Б-52, Тараскины вполне могли подняться на самую вершину. Этого-то я и боялась!
– Боже мой! Неужели эти ненормальные собираются оттуда скатиться? – выдохнула Ирка, озвучивая ту самую мысль, которая страшила меня. – Самоубийцы!
Мне от этих ее слов аж подурнело. Я всерьез испугалась, что Катька с вершины живой не приедет!
Прямой, как пробор на голове франта, ледяной желоб тянулся сверху вниз с самой макушки Лысой горы, и начала его мы не видели.
