Мартынов понимал, что дело отпишут ему, поскольку убийство произошло в зоне его ответственности. Он грустно размышлял, насколько велики шансы у этого дела зависнуть. Примерно такие же мысли одолевали и Косарева, которому предстояло заниматься убийством Бакира Керимова.
Зрительная память у Косарева была отличная, а за эти годы азербайджанец практически не изменился. Да и воспоминания, которые получаешь в момент наивысшего нервного напряжения, в память забиваются накрепко. Поэтому он был уверен, что это именно Керимов.
По нему особых сдвигов не предвиделось. Косарев направил запрос по записанному у него в блокноте месту жительства Керимова, совершенно не надеясь на ответ.
Все-таки странная штука – судьба. Разве думал Косарев, записывая данные на чеченского наемника на заводе «Красный молот» в Грозном, что через пять лет он увидит его труп не на поле боя, а в своей родной области, где пока мир. Мир? Есть ли сейчас они в России, мирные места?
Косарев и Мартынов утром сидели в кабинете, заполняя бумагами заведенные дела оперативного учета по новым убийствам. Косарев печатал документ на расшатанной машинке, которую позаимствовал в соседнем кабинете у ребят из оперативно-розыскного отдела. Магистральная дорога компьютеризации пролегла в стороне от областного уголовного розыска. Вчера в кабинете сломалась единственная пишущая машинка, и теперь приходилось ходить с протянутой рукой по всему этажу.
Между тем продолжались странные узнавания.
– Але, – сказал Мартынов, подняв телефонную трубку.
– Это Граерман говорит. Есть такой эксперт.
– Только о тебе и думал. Что скажешь нового о причинах смерти Соболева?
– Я тебе могу сказать новое о самом Соболеве. Помнишь, у меня год назад машину увели.
– Это когда тебя кастетом погладили?
– Ага… Так вот, кастетом меня приголубил Соболев.
– Да ты чего?! Не обознался?
– Запомнил я его лицо. Хорошо запомнил. Он.
– Интересно. Очень интересно…
– Что случилось? – спросил Косарев, глядя на озабоченное лицо своего приятеля.
– Этот жмурик – ну Соболев который. Так он, родимый, в прошлом году Граермана обул. Машину взял. Помнишь, какой шум тогда Иосик поднял?
– Такое не забудешь. Вот тебе версия – разборки вокруг теневого автобизнеса… Вообще, что у тебя с этим делом?
– Пока ничего. Родственники Соболева – тетки и дядьки – ничего ни о чем не знают. В квартире жил один, жена бросила три года назад – ушла к жокею с городского ипподрома.
– Чего только не бывает.
– Квартиру осмотрели. Гараж – в нем две машины, запчасти, куча барахла. И… И кастет.
– Которым и шарахнули Граермана?
– Может быть.
– Что у него за машины в гараже? – спросил Косарев.
Оперативники Черняховского РОВД при опросе местных жителей узнали, что в день убийства в окрестностях крутилась синяя «девятка». Поэтому любые известия об автомобилях вызывали у Косарева живой интерес.
– Белая «четверка» – она принадлежала самому Соболеву. И синяя «девятка». Я сперва подумал – кто-то чинить отдал. Но теперь допускаю, что краденая. Надо ее технарям показать на предмет перебива номеров.
– «Девятка» синяя, – кивнул Косарев. – Чего ты раньше не сказал?
– А чего ты раньше не спросил? В чем дело-то?
Косарев объяснил.
– Ты что, думаешь, оба убийства связаны? – спросил Мартынов.
– А почему им не быть связанными?
– С самого начала об этом думали. Но разница в дате наступления смерти – более суток. Да и найдены трупы в разных концах области.
– Но машина-то одна, – хлопнул в ладони Косарев.
– С чего ты взял? Мало «девяток», что ли?
– Синий цвет не такой частый. Кстати, проверить версию легко. Мы изъяли с места происшествия гипсовый слепок со следа протектора. Сравним с покрышками машины из гаража Соболева. И сразу все встанет на свои места.
Глава 23
Крутой облом
Поселок Госконюшня нашли без труда. У пенсионеров, гревшихся на солнышке, Матрос узнал, что Мухтар Гулиев живет с Нинкой-стервозиной и с тещей-ведьмой, от которой один толк: самогон варит и доброму люду продает.
Когда Киборг и Матрос подходили к покосившейся избушке на курьих ножках, оттуда вышла и неторопливо направилась вдоль улицы толстенная женщина в цветастом платье.
– По-моему, та самая, – сказал Матрос.
Они бросились за ней. Матрос взял ее ласково за локоть и елейным голосом произнес:
– Ниночка, постой.
– Э, ты кто такой? – покосилась на него Нинка. – Грабли-то убери.
– Тихо, голубушка. Мне твой муж нужен. Дома он?
– Нет его, голубок.
– Пошли, поглядим.
– Чего? Плыви отседова, пьянь подзаборная, курсом на северо-юг.
– Ты, слониха жирная, – Матрос сильнее сжал ее локоть одной рукой, а другой вытащил из кармана кнопочный нож, и лезвие прижалось к обтянутому материей телу. – Брюхо тебе в момент препарирую!
Глаза ее забегали. Сначала она хотела завизжать, облаять этого нахалюгу в кожанке, но, увидев нож, прикусила язык. Хоть и маловероятно, что средь бела дня этот прощелыга надумает пустить его в ход, но кто знает, что у него на уме.
– Взвизгнешь – пришью, – будто читая ее мысли, прошипел Матрос. – Будешь тихой, как мышка, отпустим. Не трясись.
– Ладно пошли, – подойдя к своему забору, она распахнула калитку и прикрикнула: – Байкал, свои!
Вскоре Матрос, к разочарованию своему, убедился, что Гулиева нет дома. Плюхнувшись на незастеленную кровать, грубо спросил:
– Где он?
– С Севкой куда-то отчалил, – шмыгнула неожиданно носом Нинка.
– Не реви, слониха. Лучше подумай, где он может быть.
– Да кабы я знала…
Глава 24
Явление конкурентов
Косарев повернул ключ, двигатель натужно заурчал, но не завелся.
– Что, не пашет твой «БМП»? – с участием произнес Мартынов.
«БМП» – так в отделе все называли зеленые, потрепанные, будто побывавшие в боевых действиях, «Жигули» одиннадцатой модели – собственность Косарева.
– Может, подтолкнуть? Прямо до Апрельска.
– Побереги силы, – нахмурился Косарев, повернул еще раз ключ, включил скорость и надавил на акселератор так, что машина, подобно вспуганному джейрану, сорвалась с места. Мартынов стукнулся головой о подголовник и чертыхнулся…
Сыщики хотели повидаться с людьми, входящими в круг знакомых Соболева. Райотдельские оперативники установили, что в гараже крутились постоянно двое – Всеволод Гарбузов и Мухтар Гулиев. Косарев уже прикидывал, на сколько преступлений их удастся раскрутить после первого допроса.
