Положение вельможи при дворе напоминает человека на качелях: он то поднимается, то опускается. Такое случилось и с Безбородко. Храповицкий, например, записал 3 июля 1787 года, что императрица подписала указ о пожаловании Безбородко дома, ранее принадлежавшего Бестужеву-Рюмину. Реставрировать его надлежало на казенный счет. Этой акцией императрица выразила удовлетворение деятельностью графа. Но уже в сентябре положение Безбородко покачнулось, что явствует из записки Гарновского. Наблюдение Гарновского подтвердил Храповицкий, отметивший, что в 1788 году Безбородко редко появлялся на глаза императрице и та даже высказала открыто недовольство его отсутствием. 3 июля 1788 года Храповицкий занес следующую запись: «Недовольны, что граф Безбородко на даче своей празднует; посылали сказать в его канцелярии, чтоб по приезде скорее пришел. Он почти не показывается, а до него всякий час дело»
[497].
Мамонов третировал Безбородко и как-то сказал императрице: «Хотел бы я наплевать на его достоинства, на него самого и на всю его злодейскую шайку».
Осторожный Безбородко подобных выпадов в адрес своих неприятелей не позволял. Недоброжелательно он отозвался о Мамонове только после отставки, причем проявил дальновидность: Мамонов, женившись на Щербатовой, хорохорясь, заявлял, что через год он вернется ко двору. Более опытный в интригах Александр Андреевич полагал, что путь Мамонову ко двору заказан. 21 августа 1789 года он извещал С. Р. Воронцова: «Всем он твердил, что еще служить и делами править возвратится, но не так, кажется, расстались. Здесь умел он уверить публику, что он все сам распоряжает; а я божусь, что он кроме пакости ничего не делал, и я тот же труд с той только разницей, что без всякой благодарности и уважения исправлял, перенося то для блага отечества в дурном его положении»
[498].
Екатерина считалась с мнением фаворита, но и учитывала деловые качества Безбородко: его терпели при дворе потому, что заменить было некем. Гарновский после падения Мамонова писал: «Граф Александр Андреевич опять немножко поправился для того, что дел исправлять некому; а Храповицкий хотя и моден, но с Бахусом не перестает своего знакомства, да и способностей к делам таким, какие граф имеет, не имеет».
Не сложились отношения Безбородко и с последним фаворитом императрицы, Платоном Зубовым. 7 марта 1791 года, во время последнего приезда Г. А. Потемкина в столицу, Безбородко пожаловался своему приятелю С. Р. Воронцову на преследования Зубова: «Уже ненавидящий меня (Зубов. — Н. П.) до того простирал свои происки, чтоб меня привести в ничтожество и по части политической. Колобродства, нередко выходившие, и недоумения в трудных случаях заставляли по необходимости за нас браться; а я, решившись трудное нынешнее для государства время перенести, не уважая никакими особенными огорчениями, и потом все бросить, никогда ни от чего не отказывался и противу всех нападений твердо и смело воевал». Далее следуют пессимистические рассуждения о будущем и готовность отстаивать свою честь: «Знаю, что по отъезде его (Потемкина. — Н. П.) и паки за меня примутся; никто же им так тяжел не был, как я. Ибо я, конечно, не нагнуся и никому больше цены, как он ставит, не дам»
[499].
В то время как при дворе плелись интриги и фавориты один за другим пытались избавиться от влияния Безбородко, страна вела две изнурительные войны — с Османской империей и Швецией. Безбородко в письме к Воронцову в ноябре 1789 года рассуждал: «Наш интерес теперь в том состоит, чтоб скорее сделать мир, хотя несколько честный, ибо мочи уже нет продолжать войну. От неурожая хлебного и возвышения цен, и от худой экономии в войсках так возросли расходы, что на нынешний год станет на войну тридцать с лишком миллионов, и чтоб быть в состоянии протянуть будущую кампанию, дошло дело до наложения новых податей»
[500]. На шведском театре войны, особенно волновавшем Екатерину вследствие угрозы нападения на столицу, главнокомандующим был Пушкин — человек столь же нерешительный, как и бездарный, к тому же легко поддававшийся постороннему влиянию. Безбородко подал императрице две записки. В первой доказывал необходимость и возможность заключить мир со Швецией и Османской империей; во второй предлагал использовать в качестве посредника при заключении мира Пруссию. С необходимостью заключить мир Екатерина согласилась вполне, но посредничество Пруссии решительно отклонила.
Между тем и в Петербурге стало известно о склонности Густава III заключить мир: «…По некоторым признакам, — писал Безбородко С. Р. Воронцову, — наклонность короля шведского обратиться на ум и кончить войну для него еще более, нежели для нас тягостную»
[501].
По поручению Екатерины Александр Андреевич составил условия, на которых могли быть начаты переговоры о мире. Главное из них — сохранение неизменными границ, предусмотренных Абовским миром 1742 года. В начале 1790 года начались секретные переговоры о заключении мира со Швецией. Король, как и во время объявления войны, продолжал выступать защитником интересов Османской империи, требуя от России отказа от Крыма и возвращения туркам завоеванных территорий. Подстрекаемый прусским королем, Густав III продолжил войну, и только заявление русских уполномоченных о готовящемся заключении мира с Османской империей и угроза лишиться союзника вынудили короля быть более уступчивым.
Военные действия со Швецией тем не менее продолжались, причем пушечная канонада, раздававшаяся 3 мая 1790 года при острове Сексаре, была слышна в Петербурге и встревожила двор. Храповицкий записал в Дневнике: «Великое беспокойство. Почти всю ночь не спали. Граф Безбородко плакал». Успокоились лишь после того, как на следующий день получили известие о поражении шведов после двухчасового сражения: «Неприятель разбит и прогнан»
[502]. Зато 28 июня победу праздновал шведский король.
Роль Безбородко во время переговоров выражалась в составлении от имени императрицы рескриптов баронам Ингельстрему и Армфельду, непосредственно общавшимся с представителями враждебной стороны.
Король согласился на условия мира, предложенные русской стороной. За заключение Верельского мира 1790 года оба барона получили по ордену Андрея Первозванного, а Армфельд еще и 10 тысяч червонцев. Не остался без награды и Александр Андреевич: «Гофмейстеру графу Безбородко, которого труды и упражнения в отправлении порученных ему от ее императорского величества дел, ее величество ежедневно сама видит, всемилостивейше жалуется чин действительного тайного советника, и оставаться ему при его должностях»
[503].
Самой значительной акцией, совершенной Безбородко в 90-х годах, было заключение Ясского мира с Османской империей. Если в заключении Верельского мира граф непосредственного участия не принимал, то на переговорах в Яссах он возглавил русскую делегацию и в полной мере раскрыл свои дипломатические способности.
