Отсутствие подлинника возбудило среди историков полемику, продолжающуюся до наших дней. Одни считали письмо подделкой, ссылаясь на некоторые, по их мнению, несообразности в его содержании. Известный историк прошлого столетия Н. Г. Устрялов обратил внимание на то обстоятельство, что Петр не мог поручить Сенату избрать преемника в случае своей гибели, ибо у него был прямой наследник – царевич Алексей, отношения к которому к 1711 году еще не достигли такой остроты, чтобы царь лишил его престола.
Крупнейший историк дореволюционной России С. М. Соловьев не согласился с доводами Устрялова и полагал, что нет оснований «решительно отвергать» достоверность завещания. Известный знаток Петровского времени наших дней Е. П. Подъяпольская решительно встала на сторону тех, кто считает письмо достоверным.
Спор может продолжаться бесконечно, и утвердиться в мнении, что автором письма являлся Петр, можно только в том случае, если будет обнаружен подлинник, ибо каждому логическому доводу в пользу достоверности письма можно противопоставить такой же логический довод в пользу его подложности.
Мы можем лишь ограничиться постановкой в известной мере риторического вопроса: мог ли написать (в точности не знаем – написал ли) такое завещание Петр, соответствует ли содержание письма его взглядам и представителям о роли государя в государстве? Ответ можно дать только утвердительный. От Петра, много раз повторявшего, что бегство с поля боя ставит труса вне общества, неоднократно подчеркивавшего, что он, царь, наравне с другими несет бремя службы и не жалеет «живота своего», заявлявшего, что «ему житие свое недорого, только бы жила Россия», такого письма можно было ожидать. Игнорирование интересов Алексея тоже допустимо – Устрялову не были известны некоторые документы, свидетельствующие о том, что уже к этому времени отношения между царем и царевичем, как увидим в дальнейшем, не отличались теплотой.
Шпага и перо
С 1712 года начинается новый этап в жизни Петра. В августе он пишет Екатерине: «Мы, слава богу, здоровы, только зело тяжело жить, ибо я левшою не умею владеть, а в одной правой руке принужден держать шпагу и перо, а помочников сколько, сама знаешь». Этой фразой, образной и лапидарной, царь оценил свою деятельность. Под «шпагой» он подразумевал руководство военными действиями и все меры, связанные с созданием регулярной армии и строительством флота. «Перо» символизировало законодательную работу, гражданские дела.
Положение человека, вынужденного одновременно держать в одной руке два предмета, невозможно считать удобным для достижения равнозначных успехов в делах, для которых эти предметы предназначались. Даже в месяцы относительного затишья на театре военных действий шпага царя не покоилась в ножнах, она лежала рядом, чтобы вновь оказаться в руке. А перо?
За перо Петр брался часто, писал он много и охотно. Свидетельство тому – его многочисленные письма, реляции, указы, инструкции, повеления, записки, составленные или отредактированные им дипломатические документы. Но не эту текущую повседневную работу пером имел в виду Петр в письме к супруге. Петру страстно хотелось быстрее завершить войну и полностью посвятить себя осуществлению задуманных преобразований в области хозяйства, культуры, административного устройства.
Из сказанного отнюдь не следует, что до 1712 года царь всю энергию отдавал исключительно руководству военными операциями. Гражданские дела, которыми он занимался в этот период, имели важное значение, как, например, образование губерний и создание Сената. Но обе административные реформы, совершенные наспех, скорее напоминали старинную практику организации приказов, чем заранее продуманную меру с точным определением функций новых учреждений и их места в уже существовавшей структуре государственного механизма. В самом деле, губернские учреждения вторглись в более или менее отлаженную государственную машину и повлекли следствие, которое вряд ли входило в расчеты Петра, – они фактически уничтожили органы городского управления, «рассыпали», как позже скажет царь, «храмину», которую десятилетие спустя пришлось «паки» собирать. Равным образом это относится и к Сенату, его обязанности, как уже отмечалось, были определены эмпирическим путем.
В годы, предшествовавшие Полтавской победе, Петр проявлял интерес и к другим гражданским делам, но все они прямо или косвенно были подчинены решению военных задач. К ним относятся распоряжения царя о строительстве казенных мануфактур, обеспечивавших армию и флот пушками, снарядами и парусиной, а личный состав – мундирным сукном, чулками, шляпами, ремнями и прочим. Упрощение типографского шрифта, как и личные задания царя о переводе и напечатании иностранных книг, казалось бы, имели самое отдаленное отношение к военным заботам, но достаточно взглянуть на список переводной литературы тех лет, чтобы обнаружить в нем огромное число книг военного содержания. Новым шрифтом проще было печатать такие книги и легче читать их. Полностью отдаться гражданским делам Петр не мог и в первые годы после Полтавы. Как и раньше, львиную долю его забот поглощали война и дипломатия. Этот факт отмечал и царь в свойственной ему образной форме: «Когда человек залез в воду выше горла, ему естественно заботиться только о том, как бы спасти жизнь, забывая все остальное».
Впрочем, это заявление Петра не следует понимать буквально. Он не мог полностью отрешиться от гражданских дел даже в недели тяжелейших испытаний, не говоря уже о том времени, когда на театре военных действий наступало затишье. Эти месяцы царь проводил в Москве или Петербурге, занимаясь делами управления, благоустройством города на Неве, постройкой кораблей на Адмиралтейской верфи, обучением экипажей этих кораблей военно-морскому искусству и множеством других дел. Это была черновая, текущая работа, не сопровождавшаяся сколь-либо заметными административными, социальными, культурными, экономическими и прочими преобразованиями. Но и повседневные заботы требовали немало энергии, и каждый прожитый день протекал в напряженном труде.
В 1713 году неизвестный автор опубликовал в Лейпциге брошюру под названием «Описание Санктпетербурга и Кронштадта в 1710 и 1711 годах». Приведем некоторые извлечения из текста, посвященные описанию рабочего дня Петра: «День свой он проводит, избегая всякой праздности, в беспрестанном труде. Утром его величество встает очень рано, и я не однажды встречал его в самую раннюю пору на набережной идущим к князю Менпшкову, или к адмиралам, или в Адмиралтейство и на канатный двор. Обедает он около полудня, все равно где и у кого, но охотнее всего у министров, генералов или посланников… После обеда, отдохнув по русскому обычаю с час времени, царь снова принимается за работу и уже поздно ночью отходит к покою. Карточной игры, охоты и тому подобного он не жалует, и единственную его потеху, которою он резко отличается от всех других монархов, составляет плавание по воде. Вода кажется настоящая его стихия, и он нередко катается по целым дням на буере или шлюпке… Эта страсть доходит в царе до того, что его от прогулок по реке не удерживает никакая погода: ни дождь ни снег, ни ветер. Однажды, когда река Нева уже стала и только перед дворцом оставалась еще полынья, окружностью не более сотни шагов, он и по ней катался взад и вперед на крошечной гичке». Когда река покрывалась прочным льдом, царь катался на лодках, поставленных на полозья и коньки. Петр по этому случаю говорил: «мы плаваем по льду, чтобы зимою не забыть морских экзерципий».
