Она покосилась в мою сторону с подозрением в больших серьезных глазах.
– Что молчишь?..
– Боюсь, – ответил я. – Да не их, тебя… вдруг опять что-то брякну не то, что тебе нравится? Сразу во враги израильского народа запишешь.
Глава 10
Она ответить не успела, я уже высчитал, как эти двое ходят от угла здания и до следующего, прикинул свои возможности, и в нужный момент, когда оба закончили идти в нашу сторону и развернулись, я ринулся со всех ног, не дожидаясь, когда сделают первый шаг.
Тело мое идет на той скорости, которую раньше ни за что бы из себя не выжал, а часть мозга холодно и прицельно наблюдает, как Эсфирь поднимается от земли, как готовая к прыжку черепаха, делает шаг, второй…
Часовые услышали шаги и начали оборачиваться, но я ударил свирепо и точно по тому позвонку, где череп держится на хребте, и жизнь обоих оборвалась раньше, чем они рухнули на землю, все-таки человек – создание очень хрупкое, и одна из первых целей перехода к сингулярности – укрепить его имплантатами и экзоскелетом.
Эсфирь еще несется ко мне со всех ног, когда я ухватил винтовку в руки и дважды выстрелил, как ей показалось, вверх.
Уровень звука выстрела винтовки «Выхлоп» где-то между щелчком 4,5-мм пневматической винтовки и хлопком ладоней, а модернизированного варианта последнего поколения не услышишь уже за пять шагов.
Она подбежала, когда я забросил винтовку снова за спину.
– С часовыми в порядке.
– Ты, – выдохнула она хрипло, – как машина какая-то…
– В здание, – велел я.
Дверь с кодовым замком открылась бесшумно, Эсфирь только и успела бросить на меня взгляд, полный подозрения, но вбежала уже взведенная, как граната за секунду до взрыва, не пропустить бы момент начала схватки, остаться живым или умереть здесь и сейчас зависит от ничтожной доли секунды…
Стрелять надо в голову, напомнил мозг, мало ли у кого под одеждой бронежилет. Все понимают, что надежнее стрелять в лоб, но эти все чаще всего не попадают даже в туловище, а я могу и в лоб, даже в переносицу, так что используй возможности…
Эсфирь жарко дышит в затылок, пробираемся вдоль стены прихожей, я чувствовал, как готовится хотя бы раз выстрелить раньше меня, но здесь парни горячие, быстрые, с удовольствием дал бы ей возможность пострелять, но вдруг какой гад достанет ее пулей раньше, а все-таки почему-то жалко, хотя и она входит в восемь миллиардов, но чаще все-таки выходит, точнее, я ее помещаю в другую категорию.
Этажом выше раздались крики, с лестницы донесся топот, к выходу побежали трое с автоматами в руках.
Я показал Эсфирь знаками, чтобы сдуру не выстрелила. Нас не видят, вот и хорошо, пусть бегут, это полезно для укрепления сердца и сосудов. Да и холестерина отложится меньше.
Едва за ними хлопнула дверь, я шепнул:
– Давай сразу наверх. Прорываемся к кабинету Хиггинса.
Она кивнула, а я побежал, прыгая через ступеньку. На площадку выскочил охранник в хорошем костюме, что значит, уже охраняющий внутренние помещения, я выстрелил, он отшатнулся на стену, а когда я пробежал мимо, услышал сзади еще хлопок из пистолета Эсфирь, явно решила, что моей пули охраннику в лоб мало.
– Давай на третий, – крикнул я.
Она ответить не успела, в конце коридора появились двое охранников, один с ходу дал очередь, пули ударили по стенам. Я дважды выстрелил на долю секунды раньше, а за спиной протрещал автомат Эсфири, по камерам я видел, что с противоположной стороны выскочили трое.
– Наверх, – велел я.
Она метнулась по лестнице, приказы в бою не обсуждаются, я выстрелил трижды, побежал за нею следом, часто оглядываясь, останавливаясь для стрельбы, а Эсфирь, забежав на третий этаж, открыла стрельбу оттуда.
Охранники бегут за нами по пятам, азартные и жаждущие уничтожить врага, я даже восхитился этим странным исступлением, все молодые, не старше тридцати, могли бы дожить до эпохи бессмертия и жить вечно, но падают под пулями, падают, падают…
Эсфирь бьет аккуратными скупыми очередями, мой мозг бесстрастно считает выстрелы, в нужный момент я крикнул:
– Смени диск!..
– Что?
– У тебя десять… семь… четыре патрона!
Она выпустила еще очередь, ругнулась, поспешно заменила диск.
– Ты просто не человек!
– Да, – согласился я довольно, – трансгуманист – это звучит гордо. И красиво.
– Да пошел ты, красавец…
Я стрелял одиночными, жаль, винтовка с ее скорострельностью на один выстрел все равно расходует три патрона, а мне бы хватало и одного, но пистолет на такой дистанции просто не достанет, а где достанет, там уже слишком большой разброс.
Эсфирь покосилась в мою сторону, я крикнул:
– Как здорово!.. Запоминай эти моменты!
– Зачем? – спросила она в недоумении.
– Через каких-то тридцать-сорок лет, – заверил я, – этого не будет. Нигде в мире!
Она прошипела:
– Рехнулся.
– Увидишь, – пообещал я. – Убивать не будут. Даже скот.
– Вообще обалдел…
– Еда только из мисочек в принтерах, – сообщил я, – а люди станут бессмертными. Оружие все уничтожат! Останется только в космосе для защиты от астероидов и всяких там комет…
Она покосилась как на конченого дурака и снова выстрелила, стараясь достать самого упорного, что успевает высунуться на краткий миг, выстрелить и тут же нырнуть за укрытие.
Что делать, не только она так смотрит, любой слесарь поглядывает на профессора свысока, как на дурака, который хрен знает чем занимается.
Увы, наше общество считает себя больше людьми, чем каких-то чудаковатых ученых, забывая о том, что весь современный мир создан учеными, а без ученых все ходили бы еще в звериных шкурах.
Я поглядывал на экраны: Хиггинс у себя в кабинете, охранники рассредоточились в местах, откуда выковырять непросто, но иначе не пройти…
Эсфирь крикнула:
– Они могли вызвать подмогу!
– Уже вызвали, – ответил я.
– Будем пробиваться к Хиггинсу или отступим?
Я сказал обиженно:
– Я что, похож на человека, который пьет кофе без сахара?
Она промолчала, остолбенев, потому что я поднялся во весь рост и пошел вперед, быстро и часто стреляя, вроде бы беспорядочно, так со стороны даже Эсфирь может не заметить, что каждым выстрелом убираю с дороги противника.
Услышав за спиной топот ее каблучков, я протянул руку, и она молча вложила в нее контактную мину. Я сразу взвел, а когда попытался приставить к стене, ее чуть не вырвало из моих пальцев, а прилипла к плоской поверхности как крупная голодная пиявка к жирному диабетику.
