– Вот именно. Это я и показала… Но все равно чувство, что она меня обхитрила.
– Заставила сдержаться?
– Воспользовалась моментом.
– Прекрасная реакция, – согласился я. – Наверное, она смотрела в щелочку и успела придумать, что скажет, если ее обнаружат. Через минуту ты передумала бы, но этой минуты у нас не было… Эх, рано мы бросили машину!..
Она спросила быстро:
– Опасность?
– Вряд ли, – ответил я. – Просто в-в-вон в той лавочке дивно хороши лукумы, там есть с фисташками, цукатами, шоколадный с вишней, с грецкими орехами и в шоколадной глазури… А как там готовят пахлаву, шербет, грильяж, нугу!
Она посмотрела на меня дико.
– Ты чего?
– А что? – спросил я. – Обожаю сладкое. Здесь у каждого свое название, представляешь? А у нас это все просто «восточные сласти».
Она сказала с отвращением:
– Ну ты и мерзавец… Перебил кучу людей, а теперь потянуло на сладкое?
– Думаешь, – спросил я с тревогой, – забеременел?..
– При беременности тянет на соленое, – ответила она. – Так говорят. Не смотри так, на себе еще не пробовала.
В магазинчике пожилой грузный мужчина в пестром национальном поднялся навстречу.
– Господин?
Я сказал бодро:
– Самое вкусное и самое сладкое!.. Такое, чтобы могло поспорить по сладости вот с этой…
Я указал большим пальцем через плечо, узнавая по стуку каблуков Эсфирь.
Хозяин посмотрел в ее сторону, вздохнул.
– Господин, у меня лучшие сласти в городе, но никакие не смогут спорить с вашей женщиной… Могу только предложить те, что лишь немногим уступают…
– Хорошо, – сказал я. – Упакуйте. Нет-нет, такие вот две… Хотя чего я жмусь, четыре!
Эсфирь сказала холодно:
– Зачем тебе столько? Я сладкое не ем.
– А ты при чем? – спросил я. – Сладкое нужно мне, человеку мыслящему. Сладкое – бензин для мозга. Высокооктановый бензин. А ты зато красивая.
Хозяин, пряча улыбку, завернул мне все сладости, на которые я указал, я расплатился и вышел, сопровождаемый Эсфирью, что идет, как и положено в мусульманских семьях, на два шага позади человека, по сторонам глазками не стреляет, женщина должна быть скромной, европейская она женщина или арабская.
Все это время, пока ехали и даже когда разговаривал с хозяином лавки сладостей, одновременно просматривал, как идет расследование взрыва в доме Хиггинса. Полиция причину объявила сразу: всего лишь небрежное обращение с газом, накопилось много, потому такой мощный выброс, но это версия для публики, а само расследование, конечно же, продолжается.
Эсфирь шагнула было через дорогу, но я придержал ее за локоть.
– Погоди, возьмем машину.
– Такси?
– Можно, – согласился я, – но здесь так много свободных…
Она сказала зло:
– Ты совсем охамел. Одно дело взять чужой автомобиль в минуту смертельной опасности…
– Погоди, – повторил я, – здесь другое. У меня, ты верно сказала, есть чутье насчет автомобилей. Я понимаю не только как отключить сигнализацию, но и какой из них оставлен на дни и недели.
Она посмотрела с недоверием.
– Мне кажется, мы уже во всех базах данных как злостные похитители автомобилей.
– Женщина, – сказал я кротко, – доверься человеку.
Она сдвинула плечами.
– А что я все это время делаю?
– Ты умная, – согласился я.
Она сказала едко:
– Для женщины?.. Ладно, не оправдывайся. Ты такой наглый и уверенный потому, что твои люди подтирают полицейские базы данных?
– Догадалась, – сказал я пораженно. – Может быть, ты все-таки мужчина?
Она сама села за руль разблокированного мною авто, а когда человек рядом на правом сиденье наслаждается видом из окна, то женщина за баранкой смотрится нормально даже в Саудовской Аравии. В этом случае женщина не женщина, а, как и принято, домашний негр.
Я же в самом деле поспешно подчистил в базе все упоминания о нас, как делаю всякий раз, и вообще постоянно просматриваю поступающие в полицию сведения на предмет чего-то полезного.
Да, много интересного, много возможностей, но приходится себя обуздывать, мало ли что могу, все-таки нужно делать то, что надо…
– А почему ты взялся за поиски третьей бомбы? – спросила она вдруг. – Я понимаю, первые две могли уничтожить Израиль, весь мир его обязан спасать, но тебе что до штатовских военных баз?
Я пробормотал:
– Если Израиль – кленовый листок на спине арабского слона, то весь арабский мир – такой же листок на спине слона-человечества. Все-таки важнее спасти этого самого большого слона, другого во вселенной нет.
Она нехотя выдавила кривую улыбку.
– Да, у тебя масштабы.
– Теперь уже и у тебя, – ответил я серьезно. – Не верю, что ты еще не заразилась дурью спасать мир. Я такой, заразительный.
– Не лопни от гордыни, – посоветовала она холодно.
– А ты в меня еще не влюблена?
– Меня от тебя временами вообще тошнит, – ответила она откровенно. – Самовлюбленнее и наглее вообще не встречала человека.
– Ага, – сказал я довольно, – уже влюблена! Первые, но неопровержимые признаки…
– Сейчас застрелю, – предупредила она, – а труп выброшу по дороге. Мир я если и буду спасать, то после Израиля. Мне все равно кажется, хоть это иррационально, что если даже мир погибнет, Израиль уцелеет.
– Нормально, – согласился я. – Женщины никогда не мыслили рационально. Что их не портит. Сиськи у тебя классные.
Она огрызнулась:
– Ах да, вы же рациональные доминанты!
– Вроде того, – согласился я скромно. – Так Господь повелел. Или ты против Господа?
– Иди ты, – сказала она.
– Раньше на первом плане, – напомнил я, – были угрозы нашим странам, как вот сейчас этот пустячок, когда погиб бы всего лишь Израиль. Да и то не весь бы погиб?.. Подумаешь, всего две бомбы!.. А теперь вперед вышли угрозы вселенскому слону! Так что вливайся в команду спасающих этого уникального животного, кем пока еще является человек.
Она нахмурилась, явно придумывает, как ответить поядовитее, а я еще раз просмотрел, что и как в местном полицейском участке. Там в первую очередь по факту взрыва и пожара озаботились, есть ли пострадавшие, затем – есть ли жалобы, но так как никаких заявлений в полицию не последовало, то традиционно любое расследование по факту идет достаточно медленно, в перерывах между неотложными делами, а потом постепенно затухает и откладывается в ящик нераскрытых и не столь важных дел. А то и объявят насчет неосторожного обращения с газовыми баллонами или утечкой газа.
