Я потер ладони.
– Ладно, раз уж я пока что на биологическом носителе…
– Оправдывайся, – сказала она, – оправдывайся, животное…
Она критически смотрела, как я, вооружившись большим ножом и вилкой, разделываю гуся. Горячий ароматный пар вырвался из-под кожи, я жадно вдохнул, закрыл глаза и сладострастно помычал, раздражая Эсфирь, что уже глотает слюнки, а потом резанул глубже, пар пошел еще более жаркий и насыщенный, уже и Эсфирь непроизвольно громко сглотнула, сконфузилась и посмотрела на меня сердито, как же, мужчины вообще виноваты во всем.
– Можешь пукнуть, – разрешил я. – Вину принимаю на себя.
Она надменно приподняла подбородок, чтобы смотреть свысока, а я доразрезал окутанного сладкими ароматами гуся и положил ей самую лакомую часть на тарелку.
– Спасибо, – сказала она, – мог бы положить крылышко. Женщинам всегда кладут крылья.
– Какой-то древний намек, – спросил я, – идущий со времен неолита?.. Я к старине глубокой равнодушен. Я человек будущего, уже сейчас живу в двадцать втором веке… хотя бы мыслями и планами.
– У тебя много не закончено в двадцать первом, – напомнила она. – Про третий заряд еще не забыл?
Я ответил мирно:
– Видишь ли… Не все нужно делать лично, рядовой. У генералов другие приоритеты, а доктор наук и профессор – это равно генералу в армии. Ну, пусть генерал-майору или бригадному… Я говорил тебе, что дал задание Хиггинсу отыскать третью бомбу?
Она, работая столовым ножом и вилкой, буркнула, не поднимая глаз:
– Еще бы не побахвалился.
– Он почти отыскал, – ответил я скромно.
Она уронила вилку и уставилась в меня недоверчивыми глазами.
– Что?.. Отыскал бомбу?
– Пусть не саму бомбу, – ответил я менее охотно, – но ее след. Почти отчетливый, хотя не совсем, но вроде инверсионного за высотным самолетом, что вот-вот рассеется, но пока зрим отчетливо…
Она сказала быстро:
– А его…
– Достаточно, – договорил я, – чтобы распутать остальное. В том числе в чьих она руках и где лежит. Даже на каком боку.
Она перевела дыхание, но посмотрела на меня исподлобья и с недоверием.
– Зная твою брехливую натуру, можно предположить… уже знаешь, где и на каком боку?
– Спасибо, – ответил я скромно, – за веру в человека. Впрочем, я эту веру оправдываю, не так ли?
– Не виляй, – сказала она в жадном нетерпении, – и не увиливай тоже. Ну?
– Пенис гну, – сообщил я, – дуга будет. Что ты подгоняешь, что подгоняешь?.. Люди все медленные, взять вон тебя, просто улитка сонная… Как только, так сразу, разве я не?.. Ну вот, все поняла. А что не поняла, не показываешь виду, что правильно, иначе какая ты женщина?.. Вот поедим, а если не отравимся, то поедем на. Если, конечно, там что-то наклюнется.
– Тебе бы только жрать, – сказала она обвиняюще.
– Видела бы ты, – похвалился я, – какой у меня был аппетит, когда я выздоравливал…
– После ранений? Сколько в тебя всадили из гранатомета?
– Я просто болел, – сообщил я. – Как человеки. Простудился или съел что-то.
Приготовила она умопомрачительно вкусно и лакомо, моя биологическая основа визжит от восторга, в то время как верхний сегмент мозга продолжает отслеживать все подозрительные звонки, все сужая и сужая круг поиска.
И вот я, высший разум вселенной, всаженный в непрочное тело животного, с жадностью жру лакомое мясо молодого гуся, а интеллект просматривает со спутника всю область, где может находиться ядерный заряд, и просчитывает разные варианты его изъятия.
– Ешь-ешь, – сказал я, – но пережевывай, ты же не утка… вроде бы. Хотя если в профиль…
– Что-о?
– В профиль просто лебедь, – сказал я поспешно. – Не клювом, а грацией… Давай еще вот этот кусочек положу, смотри, какой сочный…
– Не подлизывайся, – сказала она грозно, – видела я твоих лебедей на суше… Что еще нащупал?
– Ешь, – посоветовал я, – а то подавишься. Да и желудочный сок будет вырабатываться криво. Хочешь, расскажу, как пища переваривается и как…
– А вот это «и как» не надо, – велела она. – И вообще, если пока ничего не знаешь, так и признайся.
– Перед женщиной? – спросил я с сомнением. – Не много найдется таких мужчин.
– Но ты же не хохорист?
– Тоже хорохорист, – признался я с раскаянием. – Все хорохоримся, так эволюция кроила сотни миллионов лет. Со времен, когда еще вытанцовывали перед динозаврихами, и даже раньше. Но бороться с этим наследием – только зря тратить силы. Все равно через пару десятков лет просто сотру эти древние черты трилобитного поведения из своего драгоценного генома…
– А что впишешь?
– Не знаю, – признался я. – Но впишу точно больше, чем стер.
Она уловила, как чуточку изменилось мое лицо, но это не страх или сомнение, как могла подумать, а раз могла, то и подумала, у людей, особенно у женщин, все происходит именно так…
Это озарившая, как вспышка сверхновой, все закоулки мозга мысль, что зачем ждать, когда неповоротливая наука подползет к такому порогу и начнет тяжело переваливаться на ту сторону?
Я начал продумывать, где именно в геноме нужно покопаться. В этой гигантской мусорной куче, куда складывались все находки еще со времен амеб, инфузорий, рыб и динозавров, много всего, как нужного, так и абсолютно устаревшего, на последнем этапе у нас, двуногих, ничего не видно, а в геноме у нас прекрасно развиты не только жабры…
Мозг, как и вообще у двуногих, требует огромных затрат энергии, потому старательно увиливает от тяжелой работы, вот сразу же выловил сообщение в научном журнале, что экспериментальная работа с выращиванием зубов скоростным методом закончена, начинается передача методики в клиники. Каждый желающий может вырастить превосходные зубы всего за две недели, стоимость пока что на уровне имплантации, однако обещают в течение года снизить цену вдвое, а затем и вчетверо.
Хорошо, конечно, что у потребителей есть выбор. Большинство все же предпочтет вырастить собственные зубы, пусть кривые и подверженные разным заболеваниям, но разумное меньшинство сделает верный выбор, как и вообще насчет высоких технологий.
Эсфирь поглядывает с подозрением, выражение моего лица все же чуть-чуть меняется, а это оскорбительно, мужчины должны думать только о женщинах, а думать о них – значит громко и часто говорить комплименты…
Она обратила внимание на мимолетную улыбку, спросила с подозрением:
– Опять какую-то пакость замыслил?
Я молча вытер масляные пальцы о салфетку и вывел на широкий экран сообщение о научном прорыве с парой фотографий ослепительно-белых зубов, явно из металлокерамики.