Бедное дитя, для которого Лидия была всем миром!
При виде Джоанны огромные глаза Майлза, казалось, стали еще больше.
– Мама? – пролепетал он, отступая назад.
Глаза блеснули, и Джоанна могла поклясться, что в них мелькнул страх.
– Нет, мой дорогой, я не твоя мама, – ласково сказала она, вставая перед ним на колени. Джоанна помнила, какое впечатление произвело ее сходство с Лидией на Амброза, и понимала, что Майлз, учитывая его возраст, может испугаться еще сильнее. – Я – тетя Джоанна, кузина твоей мамы. Она, наверное, рассказывала обо мне. Мы были очень дружны, и я могу представить, как сильно ты грустишь о ней. Мне тоже очень ее жаль.
Мальчик посмотрел на нее так пристально, что, казалось, пронзил взглядом насквозь. Но через мгновение он прикрыл глаза, опустил голову и, засунув в рот пальчик, уставился в пол.
Сердце Джоанны сжалось – он был таким маленьким, таким беззащитным, таким потерянным! Она пригляделась к нему внимательнее, ища сходство с Лидией. Мамиными явно были ресницы – такие же длинные, пушистые и черные, будто измазанные сажей. Не вызывало сомнений и то, от кого достался мальчику красивый изгиб черных бровей. А вот линия губ была незнакома: нижняя чуть полнее верхней. И сейчас, как отметила Джоанна, немного подрагивала. Вообще, только резко очерченный квадратный подбородок Майлза производил впечатление чего-то твердого, все остальное казалось каким-то неопределенным и трепещущим.
– Я так долго ждала встречи с тобой, – сказала Джоанна, осторожно протягивая к нему руку.
Вместо ответа мальчик крошечными шажками начал отодвигаться назад, пока не уперся в спинку стула. Джоанна вопросительно посмотрела на миссис Лоппит. Та только пожала плечами.
– Ребенок очень стеснителен, – заявила она жестким и бесстрастным тоном. – Но вести себя он, по крайней мере, умеет. Не правда ли, ваша светлость?
– Он был… Он всегда был таким необщительным? – спросила Джоанна, встав и отведя миссис Лоппит в сторону, чтобы Майлз не мог слышать, что о нем говорят.
– Как я уже сказала, он просто стеснителен. Что требуется этому ребенку, так это твердая дисциплина и жесткий распорядок дня. Тогда он преодолеет этот недостаток. А Майлз обязан преодолеть, ведь однажды он станет маркизом.
Потрясенная категоричностью этого заявления, Джоанна ничего не ответила. Если для своего маленького сына, безусловно, еще не оправившегося от смерти матери, лорд Гривз выбрал такую няню, то каков же он сам? Бессердечный, пожалуй, будет слишком мягким определением.
– Я… Мне бы хотелось видеться с Майлзом ежедневно, если вы не против. Я могла бы читать ему или играть с ним в детской, в общем, заняться чем-то, что могло бы хоть немного порадовать его, – сказала Джоанна, силясь придать голосу уверенность.
– Прошу прощения, миледи, но распорядок дня ни в коем случае не может быть нарушен, – ответила миссис Лоппит не терпящим возражений тоном. – Исходя из этого, я согласна приводить его милость сюда в это время каждый день на пятнадцать минут. Примерно столько времени отводит маркиз на встречи с сыном, когда бывает дома. Таким образом, мы не нарушаем распорядок ребенка, а это именно то, чего хочет лорд Гривз.
С этими словами миссис Лоппит повернулась, представив взору Джоанны прямую, как у деревянного солдатика, спину. Плотная черная ткань платья при этом скрипнула, как бы ставя точку под заявлением хозяйки.
Майлза из комнаты тут же увели, и в последующие дни Джоанна встречалась с ним на пятнадцать минут в одно и то же строго отведенное время. Разговаривать мальчик не хотел, поэтому Джоанна решила ему читать. Она съездила в город и купила в местной книжной лавке книги, которые особенно нравились ей в детстве. Каждый день она читала Майлзу одну из них, а он сидел рядом, положив руки на колени и уперев взгляд в свои свисающие с дивана ноги. Он никогда не смотрел Джоанне в глаза и не произнес ни слова, даже не здоровался и не прощался. С каждым днем тревога Джоанны росла.
Это был не тот ребенок, о котором так восторженно писала Лидия: «маленький проказник, то и дело совершающий невинные шалости, не по годам развитый малыш, уже демонстрирующий острый ум и физические способности». Джоанна совершенно не узнавала описанного Лидией Майлза в сидящем рядом с ней мальчике.
Джоанна с силой потерла лоб костяшками пальцев, пытаясь активизировать мыслительный процесс для решения главной сейчас задачи: как преодолеть барьер, возведенный Майлзом между собой и остальным миром. Она хорошо знала, как чувствует себя человек, ошеломленный страшным несчастьем, способным кого угодно выбить из колеи. Ведь ей довелось пережить преждевременную смерть родителей, а затем гибель любимого мужа Космо. Но она знала, что и в такой ужасной ситуации можно вернуться к жизни и обрести надежду. Ей в этом помогала Банч. Да, Банч с ее неистребимым прагматизмом. Банч, которая не позволила ей остаться в изоляции от общества, когда решила, что время, отпущенное жизнью на переживания, прошло. Банч, которая чуть ли не силой заставила ее вернуться к привычным для человека занятиям.
Возможно, размышляла Джоанна, потирая пальцем уголок рта, в чем-то подобном нуждается и Майлз. Ему нужен кто-то, кто поможет вспомнить, что жизнь, в общем-то, веселая штука. Видимо, это должна сделать она. Вопрос в том – как? Что может увлечь пятилетнего ребенка настолько, чтобы он захотел вернуться из своего замкнутого мирка в большой живой мир?
Взгляд Джоанны упал на лежащую на коленях книгу. Она была раскрыта на картинке, изображавшей мраморный барельеф Орфея и Эвридики. Джоанна хорошо помнила их историю, и у Банч они числились среди самых любимых героев мифологии.
Джоанна осторожно обвела пальцем фигуры Орфея – вот он какой, величайший поэт и музыкант, женившийся на своей обожаемой Эвридике. А вот так представляли его любимую, с которой случилось несчастье. Эвридику ужалила змея, и она умерла.
Джоанна улыбнулась – в памяти всплыл голос пересказывающей эту легенду Банч:
«По уши влюбленный мужчина – вот кем был этот Орфей. Обезумев от горя, он отправился в подземное царство Аида в надежде каким-то образом забрать оттуда Эвридику. Он был таким очаровательным, что появился шанс спасти возлюбленную, и у него уже начало получаться…»
Джоанна быстро перевернула страницу, не желая «услышать» отнюдь не счастливый конец этой истории. Типичным для Банч было не просто читать своей юной воспитаннице подобные истории, а интонационно или с помощью комментариев обращать внимание на те места, которые могли бы послужить уроком. Благодаря этому Джоанна на всю жизнь запомнила, что Орфей, практически уже осуществивший план спасения, нарушил правило, которому был обязан следовать, и из-за этого окончательно потерял жену. Бедная Эвридика навсегда осталась в подземном мире.
Нет, Банч не оставляла никаких иллюзий, если считала, что это пойдет на пользу Джоанне. Иногда становилось грустно, но действительно шло на пользу. Воспоминания о детстве заставили Джоанну задуматься в несколько ином направлении. Подземный мир… Орфей нашел способ установить контакт с его обитателями, он очаровал их, подарив свои стихи и музыку. Что ж, Джоанна, конечно, не поэт, а пение ее не дай бог кому услышать, но зато она очень неплохо разбирается в живописи. А в данном случае это гораздо лучше. Молчаливое искусство скорее привлечет молчаливого ребенка.
