– Черт! – отшвырнув полотенце, Ирка вырвалась на улицу.
Та была пустой в обе стороны, только за поворотом слышался удаляющийся рев мотора, да и таял в воздухе истошный визг резины.
– Куда она подевалась?! – имея в виду фантастически быстро исчезнувшую подружку, набросилась Ирка на чернокожего швейцара.
– Уехала! – немного испуганно ответил тот, имея в виду фантастически быстро укатившую машину.
– Какой автомобиль, живо! Марка, цвет, номер! – Ирка вцепилась в позументы чужого мундира.
– Белый «Вольво» S-80, номер я не запомнил…
– Господи, укрепи меня! – всплеснув руками, вскричала Ирка. – Вадик! Ва-а-адик!!!
Она круто развернулась, тяжелым махровым подолом едва не смахнула помятого швейцара с тротуара на проезжую часть и бегом скрылась в холле отеля.
Вадик, к которому Ирина бессмысленно взывала сквозь четыре бетонных перекрытия, находился в своем номере на пятом этаже в обществе переводчицы Ксении. Словно практикуясь в русском языке, она уже пять минут держала пламенную речь, в которую собеседник лишь изредка вклинивался с короткими репликами.
– Ты же говорил, что у нас особые отношения! – сведя брови птичьим клином, напомнила девушка.
– Да, – устало кивнул Вадик.
Он действительно это говорил, причем всем своим девушкам. И всякий раз проявлял похвальную честность: поскольку девушки были разные, то и отношения с каждой из них складывались по-особому. К сожалению, зачастую в отношения гармонично складывающейся пары третьим лишним вмешивался Амур со своими стрелами. Ксении не повезло: пакостливый крылатый лучник расстрелял бедняжку в упор.
– Тогда я должна познакомить тебя с отцом, – расправив брови, как крылья чайки, сказала обнадеженная влюбленная.
– Нет, – возразил Вадик.
Он считал, что ничего не должен девушкам, а они ничего не должны ему. Вообще ничего! В частности, расширять круг его знакомств за счет своих отцов и старших братьев.
– Но ты называл меня милой и говорил, что тебе хорошо со мной! – вновь группируя брови в районе переносицы, сказала Ксения.
Память у нее была огорчительно хорошая. Почти такая же хорошая, как фигура.
– Да, милая, – со вздохом подтвердил Вадик.
Ему и впрямь было хорошо. И с этой девушкой, и со многими другими.
– Значит, я привезу папу, – улыбнулась Ксения.
Вадик посмотрел на нее с тоской. Девушка была прелестна, как юный котенок, и упряма, как старый ишак. Ее идея-фикс ему ужасно не нравилась. Вадик определенно чувствовал, что знакомство с Ксюшиным родителем не будет способствовать его бурному духовному росту. К тому же само предложение привезти к нему папу отдавало махровым средневековьем. Как будто речь шла о дряхлом папе римском, передвигающемся в паланкине!
– Нет, – Вадик покачал головой.
Гладкий девичий лоб пробороздили морщины – ровные, словно прочерченные игрушечными грабельками. Неотвязный Амурчик, всласть наигравшись с луком и стрелами, взялся за детский набор для песочницы.
– Судьба подарила нам случайную встречу, и мы не должны упустить свой счастливый шанс! – произнесла Ксения с торжественностью, в которой чуткое ухо Вадика уловило плохо скрытую угрозу.
Ксюша с Амуром ясно давали ему понять, что в случае отказа от этого счастливого шанса ему гарантирован какой-нибудь несчастный случай.
Ду-дух! – содрогнулась входная дверь.
– Кто там?! – испуганно дернулся Вадик.
Дверь сотрясалась, стуча о косяк и клацая замком. Нечистая совесть соблазнителя милой девицы мгновенно нарисовала пугающий образ отца Ксении, приехавшего без приглашения. Незваный немецкий папа привиделся Вадику в образе тевтонского рыцаря в историческом бронекостюме, с зазубренным мечом в правой руке и поводьями в левой. Боевой конь в запятнанной вражеской кровью попоне, естественно, был под ним и вносил свою весомую лепту в создание общей какофонии, стуча копытами и издавая характерные лошадиные звуки.
Дверной замок прощально крякнул и прекратил сопротивление. Дверь распахнулась, шумно врубилась в стену и завибрировала, точно в испуге. В узкий коридор вломилась крупная серо-голубая фигура с головой, отливающей металлическим блеском, и темным булыжником в руке. В первый момент изумленный Вадик принял стальной наголовник вторженца за рыцарский шлем, но спустя миг с облегчением понял, что все не настолько плохо. В его гостиничный номер с посвистом и топотом рвалась не вся германская конница, а одна-единственная соотечественница – Ирина Иннокентьевна Максимова, одетая в махровый халат цвета морской волны, с фотокамерой в руке и головой, бронированной старомодными металлическими бигуди.
– Сидите?! – рявкнула она хриплым голосом, в котором угадывались звон мечей и отголоски бешеного ржания. – Вставайте! Нашу подругу похитили! Бежим ее спасать!
– Бежим! – мгновенно согласился Вадик, одним могучим прыжком выбрасывая себя из кресла на середину комнаты.
Его готовность к подвигу во имя дружбы была прямо пропорциональна нежеланию продолжать разговор о любви.
– И я с вами! – мяукнула Ксюша.
– Скорее, скорее! – подгоняла их Ирка.
Задавать вопросы добровольные спасатели начали только в лифте.
– Куда бежим? – деловито спросил Вадик, со скрежетом застегивая куртку.
– К Рейхстагу, куда же еще! – сварливо ответила Ирка, нетерпеливо притопывая. – Куда бы они ни ехали, им придется прокатиться по кругу мимо Рейхстага и Бранденбургских ворот. К воротам мы не успеем – мерзавцы на машине, и у них минут пять форы, но до Рейхстага огородами напрямик добежим как раз вовремя, даже с небольшим запасом. Особенно если они еще где-нибудь в пробке постоят.
– Это маловероятно, – с сожалением заметил Вадик.
Он уже успел узнать, что пробки в немецкой столице редки и несерьезны: максимум полдюжины машин.
– Ну, может, их что-нибудь другое задержит, – вздохнула Ирка и молитвенно подняла глаза к зеркальному потолку кабины, отправляя соответствующее прошение далеким небесам.
– Если мы очень спешим, можно подъехать на моей машине, – робко предложила Ксения.
– Чур, я за рулем! – одновременно сказали Ирка и Вадик.
33
– Да пошел ты…
Водительское сиденье скрипнуло, любезно заглушая конец предложения.
– Что такое? – Тип, с удобством устроившийся на моей спине, зашевелился.
– Пытается меня обойти, придурок! – хмыкнул водитель.
– Ну, так пропусти его, – посоветовал мой мучитель. – Не фиг лихачить, не дома!
Он снова заворочался, трамбуя локтями мои ребра. Я вскрикнула, но на это никто не обратил внимания. Производимые мною шумы – стоны, вздохи, плаксивое сопение и бессильная ругань – гадских типов не впечатляли. Только один раз, когда я вскрикнула особенно звучно, захребетник ласково шепнул мне в ушко:
