Вернемся к коммунистической идеологии. Конечно, возможна и ее тоталитарная интерпретация. И в числе тех, кто называет себя коммунистами, есть сторонники системы, при которой государство (или «руководящая и направляющая» партия) решает, каким гражданам жить, а каких истребить и что они должны читать, писать, говорить и думать. Я, правда, не вижу, чем такие взгляды более людоедские, чем взгляды тех, кто считает, что олигархи – «локомотивы истории» и что чем больше они грабят, тем больше процветают ограбленные. Я не вижу, чем эти взгляды подлее взглядов людей, считающих, что настоящей демократии вообще быть не может, все всегда решают элиты, просто нужно создать у «черни» иллюзию, что она на что-то влияет.
Демократическое плюралистическое общество состоит не только из поклонников демократии и плюрализма. Открытое общество открыто в том числе и для своих противников. Если оно отказывает им в правах, оно автоматически перестает быть открытым. Сторонники «непарламентского» государственного устройства, если они не прибегают к насилию, имеют такое же право, как и все остальные, выносить свои «проекты» на суд общества, на суд избирателей. И если открытое плюралистическое общество здорово, оно в состоянии победить их в честном споре. Если же оно тяжело больно, ему не помогут никакие запреты.
Некоторые наши «демократы» (в том числе лидеры партии «Яблоко») оправдывают такие запретительно-репрессивные меры необходимостью перевоспитания граждан, сознание которых искалечено десятилетиями тоталитаризма. Если уж они хотят таким образом подрубить корни тоталитарного сознания, брали бы глубже: предложили бы карать за отрицание или оправдание преступлений Ивана Грозного. Ведь именно тогда, то есть до всякого Сталина, в России обесценились человеческая жизнь и человеческое достоинство. А наказания применять из арсенала XVI века. Ну, не самые жестокие – мы все-таки не опричники, – а, например, заточение в монастырь. С запретом встречаться с кем-либо, разговаривать, писать и думать. И с предписанием «лишь в молчании сидети и каятись в своем безумии и еретичестве», к чему был приговорен при Василии III тогдашний «несогласный» Максим Грек.
Кстати, наследники правивших компартий уже в посткоммунистический период перебывали у власти в тех же Польше, Венгрии, Литве, Молдавии, в Болгарии. Можно спорить, в какой степени их идеология может считаться коммунистической, но только тоталитаризм они нигде не восстановили и даже не пытались. Да это и невозможно, как невозможно было во Франции XIX века восстановить феодально-абсолютистскую монархию Людовика XVI. Даже вернувшиеся на 15 лет Бурбоны сохранили конституцию и парламент.
Так что на самом деле мы видим откровенную попытку недостойного сведения политических счетов и ограничения политической конкуренции с целью вытеснения оппонентов на обочину общественной жизни. Мы видим попытку ограничить право граждан давать собственные оценки историческому прошлому и выражать свои взгляды в том числе в форме символов и названий. И исходят эти попытки от сил, имеющих собственную вполне определенную идеологическую окраску. В отличие от респектабельного западноевропейского консерватизма, давно отученного хвататься за дубинку идеологических запретов, правый консерватизм «молодых восточноевропейских демократий» дикий, агрессивный и непуганый. Подобно российским «охранителям» из Госсовета, давшим изумительное по своей откровенности заключение на решение правительства Александра II изъять дела о печати из ведения только что дарованного им суда присяжных: «Предоставить людям с улицы судить о преступности или непреступности учений – значит оставить государство и общество без всякой защиты».
В 2008 году при открытии Национальной ассамблеи Российской Федерации представители ряда либеральных, националистических и коммунистических движений подписали Хартию, в которой, в частности, говорилось: «Мы не считаем для себя возможным использовать насилие или угрозу насилия, ограничение свободы слова и собраний как инструменты борьбы с оппонентами по вопросам политики, экономики, культуры или религии». Многие «демократические» публицисты тогда буквально кричали: «Не верьте красным! Они подписывают такие обязательства только для того, чтобы проехаться на полезных либеральных идиотах!» Сегодня у либералов, участвовавших в подписании Хартии, есть великолепная возможность показать, что они подписали ее из своих внутренних убеждений, а не для того, чтобы использовать и кинуть «полезных коммунистических идиотов».
О «профилактических репрессиях»
(по поводу учебника Барсенкова и Вдовина по истории России)
Идеологически учебник Барсенкова-Вдовина мне глубоко чужд. Он пропитан весьма популярной в правящей элите и части общества идеологией «нашизма». Неважно, какое государство, тоталитарное или нет, но оно «наше». И если оно «национально» и не слабо, оно практически сакрально и непогрешимо. Как справедливо пишет Анатолий Берштейн, «по мнению авторов, можно критиковать отдельные ошибки власти, но нельзя ставить под сомнение ее деятельность в общем и целом, считать власть преступной, ибо априори она всегда защищает высшие интересы государства».
Власть у Барсенкова и Вдовина почти всегда выбирает меньшее из зол. Отсюда вполне логично авторы учебника как бы оправдывают сталинские преступления. Именно «как бы». Оправдывать сталинские преступления совсем открыто среди статусной публики сейчас все-таки не принято. Авторы учебника стараются их «научно» объяснить всевозможными объективными причинами: законами и моралью того времени, логикой власти, «реальной политикой», высшими государственно-национальными интересами. Но принципиально снисходительное отношение к государственному насилию безусловно проступает. Это вполне органично для современной консервативно-государственнической идеологии, сочетающей в себе элементы монархизма и сталинизма, имперства и национализма. С этих идейных позиций сегодня пишутся сотни книг, десятки учебников.
Консервативному взгляду на историю противостоит условно либеральный, который я скорее назвал бы гуманистическим. Для первого высшей ценностью является государство, для второго – человек. Первый подчиняет интересы человека интересам государства, второй наоборот. Вот и получается, что одних прежде всего ужасают жертвы, а других прежде всего завораживают достижения диктатора, его мощь и сила. И они готовы относиться снисходительно к преступлениям хоть Сталина, хоть Петра, хоть Грозного.
В основе этих подходов два противоположных мировоззрения. Оба они архетипичны. Противостояние этих мировоззрений до наступления коммунизма точно не исчезнет. А может, и после не исчезнет, не знаю. Во всяком случае, и их сосуществование, и непримиримая борьба между ними на нашем веку неизбежны. И борьба по вопросу о министерском грифе на учебник Барсенкова-Вдовина вполне правомерна. Это естественная политическая борьба. Каждый защищает образ той страны, в которой он хочет жить.
Но в данном случае речь идет о другом. Николай Сванидзе называет книгу экстремистской и собирается обратиться в прокуратуру. Подписавшая обращение Нина Катерли считает, что «надо запретить… выпускать в свет подобного рода сочинения». Книга должна быть написана с добрыми намерениями. Поэтому тот, кто «славит преступника и убийцу, называя его «эффективным менеджером», не может быть допущен ни к написанию, ни к изданию книг».
