Лев Борисович, однако, вновь обратил внимание собравшихся на то, что открытыми остаются важнейшие тактические вопросы. Но на этот раз он начал не с разногласий, а с того, на чем он согласен с Лениным. В этом отношении он подчеркнул два аспекта. Во-первых, он находил, что его собственный анализ классовой природы Временного правительства и общественно-политической роли Совета рабочих и солдатских депутатов «совершенно сходится» с ленинским. Во-вторых, он неожиданно признался, что ленинские «выводы также не возбуждают ни в ком сомнения». Таким образом, Каменев принимал ленинскую схему революции и его видение ее задач. Однако, он выразил сомнение в том, «есть ли эти выводы ответ на наше отношение к Советам рабочих депутатов». Если Ленин прав – как бы говорил Каменев – и Советы есть прообраз будущей организации власти, пусть нынешняя революция приобретет социалистический характер, пусть так, но как же большевики должны теперь относиться к этим реально существующим Советам, в которых партия остается в незначительном меньшинстве и которые более чем лояльны к «органу господства помещиков и буржуазии» – Временному правительству? Должна ли РСДРП(б) вступить в конфликт с этой «демократической диктатурой»? И если не должна, то может ли она, вопреки воле Советов нападать на Временное правительство, с которым они вступили в определенное соглашение? В той или иной форме Каменев поставил все эти вопросы и констатировал: «Мы (тут он имел ввиду, конечно, своих оппонентов в партии – А. С.) уклоняемся от прямого ответа». Давление на мелкую буржуазию, стремление радикализировать ее, не есть ответ на вопрос об отношении к Советам и правительству, «но надо же сказать, что делать сейчас». И в нынешней ситуации, «лозунг свержения Временного правительства не организует революцию, а дезорганизует» – делает свой вывод Каменев – а «поскольку вы не призываете к свержению Временного правительства сейчас, призывайте сейчас, как это делается в нашей резолюции, к контролю над ним».
Каменев четко сформулировал свое видение внутрипартийного компромисса. Он готов был согласиться с внесенной Лениным (от имени согласительной комиссии) резолюцией, но считал необходимым дополнить ее двумя пунктами: о контроле над Временным правительством и об отказе «от дезорганизующего в настоящий момент лозунга «свержения правительства»». Такой подход требовал от Каменева признания, которое он и сделал: «Общие соображения исторического хода революции у т. Ленина великолепны». Это была ощутимая победа Владимира Ильича. Теперь речи о потенциале «буржуазной революции» более не шло (как это было, например, в каменевской статье «Наши разногласия»). Теперь даже противники согласились исходить из предложенной Лениным системы координат, рассматривать революцию в теоретическую оптику, привезенную Лениным из его швейцарского «далека». Был ли для Каменева такой компромисс тяжелой жертвой, или он пошел на него искренне, будучи покорен широтой и смелостью ленинской мысли, неизвестно; зато известно, что этот компромисс принят не был.
Обе поправки Каменева к резолюции Ленина были отклонены, причем последняя (об отказе от лозунга «свержения правительства» – А. С.) отклонена 20 против 6, при 9 воздержавшихся. Сама резолюция была принята 33 голосами против 6, при 2 воздержавшихся. Это голосование показало, что низовой партийный актив Петрограда оказался существенно левее старого состава ПК, но и он еще далеко не полностью готов принять ленинский курс. Оставалась некая группа, отстаивавшая прежнюю тактическую линию (которая на деле сводила бы на нет ленинские новации). Эта группа (6 человек) в обоих случаях солидарно голосовала за предложения Каменева и против ленинской резолюции. Но было еще много колеблющихся. Из 41 участника заседания только 20 (меньше половины! – А. С.) проголосовали против поправок Каменева; 9 человек воздержались и 6 вообще не приняли участия в голосовании. Возможно, их удержал от этого личный авторитет Ленина. Но, как бы то ни было, прочной такую победу Ленина считать было нельзя. Особенно учитывая, что впереди предстояла общероссийская партийная конференция, делегаты которой с большой вероятностью могли оказаться консервативнее по взглядам, нежели их столичные товарищи.
После заседания 15 апреля делегаты Петроградской общегородской конференции не собирались три дня. Дело в том, что 18 апреля старого стиля отмечалось 1 мая (по григорианскому календарю) и два дня (16 и 17) ушли на подготовку к торжествам. 18 апреля заседаний также не было – все делегаты участвовали в уличных манифестациях и митингах. Зато в этот день, 18 апреля, произошло событие, самым серьезным образом отразившееся на дальнейшей истории не только большевистской партии, но и всей страны. В этот день была опубликована знаменитая нота Милюкова, вызвавшая грандиозный скандал, кризис и, в итоге, отставку первого состава Временного правительства.
Умеренные социалисты в Совете, выступавшие до этого за программу контроля над деятельностью Временного правительства, были сильно подавлены публикацией ноты; еще больший шок испытали умеренные большевики, которым стоило больших усилий удерживать свою партию от открытого конфликта с правительством и без всякой ноты Милюкова. Теперь же, когда правительство публично продемонстрировало свое нежелание считаться с требованиями Совета и широких солдатских и рабочих масс, умеренные большевики (прежде всего в Петрограде) по-новому оценили слова Ленина, сказанные им 15 апреля в порядке критики предложений Каменева: «Контролировать без власти нельзя». Казалось, теперь сама жизнь подтвердила правоту Ленина с излишней убедительностью.
В этих условиях, когда в столице проходили стихийные митинги и демонстрации с требованием отставки правительства, доказавшего свой «контрреволюционный» характер, большевистские агитаторы и активисты, работавшие в рабочих кварталах и казармах гарнизона и испытывавшие сильное влияние уличной стихии, с ее радикальным антиправительственным протестом, вынуждены были определить свое отношение к происходящему.
Разочарование в самой возможности соглашения или тем более контроля за действиями Временного правительства было настолько глубоким, что отразилось на настроениях делегатов общегородской конференции самым радикальным образом. Теперь, когда, с точки зрения большевиков (а также многих представителей других социалистических партий), правительство само нарушило соглашение с «революционной демократией», которое подразумевало отказ от экспансионистских планов, ни Совет, ни тем более РСДРП(б) более не могут считать его силой, лояльной революции. Всякое «поскольку» из вызывавшей столько споров формулы об условной поддержке правительства теперь было исчерпано. Временное правительство из органа, «закреплявшего» революционные завоевания народа (так рекомендовал его Сталин в марте), превратилось в орган контрреволюции.
Когда вечером 19 апреля делегаты общегородской конференции собрались на очередное заседание, позиция Совета и лидеров умеренных социалистов по поводу ноты Милюкова еще не успела выясниться, а улицы столицы уже заполнялись протестующими толпами солдат и рабочих. Первый порыв, которому поддались делегаты большевистской конференции, заключался в том, чтобы теснее сплотиться и «координировать свои действия с действиями Совета». В ходе дальнейшего обсуждения, продолжавшегося всю ночь, эта мысль получила весьма своеобразное развитие.
