Выслушав ораторов от всех фракций, члены ЦИК проголосовали три предложения. Прежде всего, было решено заменить кадетов в составе Временного правительства «демократическими элементами», оставив в остальном его состав прежним. Большевики отказались участвовать в голосовании, и решение прошло единогласно. Зато предложение о поддержке Директории, о создании которой уже заявил Керенский, было большинством отклонено. Наконец, меньшевики и эсеры предложили созвать новое Государственное совещание из «демократических элементов», перед которым Временное правительство должно было бы нести ответственность. Эта идея получила поддержку подавляющего большинства, причем даже «представитель большевиков Луначарский заявляет, что большевики будут голосовать за это предложение, если, конечно, состав этого совещания будет революционным».
Таким образом, первая реакция большевистской партии на выступление Корнилова была выработана партийной фракцией ЦИК. Причем, эта реакция значительно отличалась от тех тактических установок, на которых настаивал Ленин в «Слухах о заговоре». Новизна заключалась в трех основных моментах.
Во-первых, Сокольников, фактически, предложил высшим советским органам (в которых эсеры и меньшевики по-прежнему составляли подавляющее большинство) создать власть «вместе с пролетариатом» на платформе «республики, мира и хлеба». Таким образом, он возвращался к доиюльскому требованию советского правительства, против которого сам же и боролся на последнем съезде партии. Другое дело, что для Сокольникова решающую роль играл не «советский фетишизм», а союз левых партий, представлявших, по его мнению, угнетенные классы – пролетариат и мелкую буржуазию.
Во-вторых, большевики поддержали идею созыва нового Государственного совещания. На практике это означало бы курс на тесный союз сил «революционной демократии», без обязательной передачи власти Советам. Даже в вопросе о сохранении действующего правительства (при условии замены кадетов «демократическими элементами») большевики отказались от голосования, т. е. скорее воздержались, чем выступили против.
Резолюции VI съезда признавали окончательный переход «мелкобуржуазных партий» в стан врага. Об этом же говорил и Ленин в «Слухах о заговоре». Но партийная фракция ЦИК и ИВСКД, наоборот, пыталась заключить с меньшевиками и эсерами соглашение, главной содержанием которого был бы курс, изложенный в трех словах Сокольниковым, а не советская формула организации власти.
Ранним утром 28 августа, после перерыва в заседании ЦИК, во время которого члены президиума ездили в Зимний к Керенскому, а партийные фракции заседали отдельно друг от друга, пленум возобновился. Теперь вернувшиеся со встречи с премьером лидеры умеренного большинства настаивали на том, чтобы ЦИК признал Директорию – авторитарный правительственный орган из пяти человек, который сформировал Керенский, и который, по его словам, отвечал лишь перед собственной совестью. Это предложение вызвало бурные споры, в ходе которых Луначарский от имени большевиков заявил, что «настало время для Советов создать национальное правительство», которое должно было декретировать демократическую республику и обеспечить немедленный созыв Учредительного собрания. В такой редакции, требования были прямым возвратом к лозунгу «вся власть Советам», который был снят VI съездом.
В конце концов, предложенная Церетели резолюция о поддержке Керенского и Директории (с единственным условием – что новое правительство обеспечит эффективную борьбу с контрреволюцией) была поддержана большинством собрания. Сокольников, от имени РСДРП(б) заявил, что несмотря на неприятие ими идеи создания Директории, они «готовы согласовывать все свои действия с действиями Временного Правительства и заключить с ним технический военный союз», если правительство будет действительно бороться против контрреволюции.
Конечно, восстание Корнилова стало для многих шоком. Даже сам Владимир Ильич вынужден будет признать 30 числа, что «Восстание Корнилова есть крайне неожиданный … и прямо-таки невероятно крутой поворот событий». Что же касается его соратников, то они были обескуражены не меньше него, причем от них требовалось принимать решения немедленно, не дожидаясь советов Ленина. Двойственные и неопределенные резолюции VI съезда не давали прямых указаний о том, как себя вести в стремительно меняющейся обстановке, и старые разногласия дали себя знать. Большевистская фракция ЦИК попыталась заключить своего рода соглашение с умеренными социалистами: сначала на условиях создания революционной власти, проводящей программу «республики, мира, хлеба» и ответственной перед новым Государственным совещанием, затем на старой платформе Советского правительства.
Но главное, большевики направили трех своих представителей в созданный 28 августа ЦИКом Комитет народной борьбы с контрреволюцией, в который также вошли по три представителя меньшевиков и эсеров, пять представителей ЦИК, по два представителя от Центрального Совета Профсоюзов и Петросовета. От большевистской фракции в комитет вошли Каменев, Рязанов и Невский. Вхождение в такой коалиционный орган означало, разумеется, пресловутый «военный союз» с другими партиями «революционной демократии». Фактически, лидеры партийной фракции ЦИК повторили операцию московских большевиков, которые вошли в аналогичный орган Моссовета во время Московского Государственного совещания. В своем письме к ЦК, приложенном к статье «Слухи о заговоре», Ленин рассматривал такой шаг как очень опасную политическую ошибку, и требовал отстранить москвичей от партийной работы.
Александр Рабинович полагает, что причина таких неоднозначных действий партийной фракции ЦИК кроется в том, что сильное влияние на нее оказывали лидеры «правого крыла» большевизма. Однако, это не вполне верно. Главным докладчиком от фракции был Сокольников, который зарекомендовал себя на последнем съезде (да и до того), как крайне «левый», сторонник создания «повстанческих отрядов» и курса на вооруженное восстание. Кроме того среди членов фракции не последнюю роль играл и Свердлов, так же не замеченный в умеренности. Поведение большевистской фракции ЦИК не было отражением взглядов умеренного фланга партии. Дело скорее в том, что после отказа от того, что Сокольников назвал во время VI съезда «советским фетишизмом», у большевиков осталось очень мало моделей стратегии. Либо союз с «умеренными» (не важно, на советской платформе или просто путем создания «революционного правительства» из представителей партий «революционной демократии»), либо вооруженное восстание и «захват власти для себя». Корниловщина сняла восстание с повестки дня, и большевики перебирали варианты, которые у них оставались – отсюда такая легкость в переходе от «советской» модели конструирования власти к комбинации с новым Государственным совещанием.
Покладистость большевиков удивляла даже внешних наблюдателей. «В военно-революционный комитет большевики послали своих представителей, несмотря на то, что они должны были находиться там в ничтожном меньшинстве» – не скрывая удивления пишет Суханов.
* * *
Практически одновременно с большевистской фракцией ЦИКа вопрос о тактике партии в сложившихся обстоятельствах встал в повестку Петербургского комитета РСДРП(б). Заседание ПК, посвященное выступлению корниловцев, состоялось даже несколько раньше заседания ЦИК. Его открыл своим докладом по текущему моменту член ЦК Бубнов.
