* * *
Язык ультиматумов, которым Ленин разговаривал с ЦК, заявляя о своем выходе из него, а также обращаясь помимо высшей партийной инстанции (в централистской-то партии!) к массам, был опасен как для внутрипартийного режима с его выжидательным курсом, так и для самого Ленина. Троцкий правильно понимал, что «путь открытого мятежа против ЦК предполагал подготовку экстренного съезда, следовательно, требовал времени; а времени как раз и не хватало». Оптимальный путь для Ленина был все-таки в том, чтобы добиться согласия в ЦК, а не свергать его.
И Ленин продолжал всеми силами оказывать давление на Центральный комитет. «С точки зрения иерархических отношений действия Ленина были совсем небезупречны» – признавал Троцкий, рассказывая, как вождь «развивал наступление по внутренним операционным линиям», посылая письма к Московскому и Петроградскому комитетам, обращаясь напрямую к райкомам и вообще «низам партии», на поддержку которых он рассчитывал.
Очень быстро усилия Ленина стали сказываться на обстановке внутри партии. Первой руководящей инстанцией, поддержавшей ленинские требования, стало Московское областное бюро (об этом говорилось в предыдущей главе). Острая дискуссия по вопросу о восстании развернулась среди партийного актива обеих столиц. Причем, и в Москве, и в Петрограде оказалось немало сторонников и немедленного восстания, и ожидания съезда Советов. Троцкий свидетельствовал, что стремительно большевизировавшиеся Советы своей ежедневной практикой поддерживали надежды многих в партии и стране на мирный переход власти к съезду: «Можно с уверенностью предположить, что довольно широкие слои народа, даже известные прослойки большевистской партии, питали в отношении съезда советов своего рода конституционные иллюзии, т. е. связывали с ним представление об автоматическом и безболезненном переходе власти из рук коалиции в руки советов … Советы на деле боролись за власть, все больше опирались на военную силу, становились властью на местах, брали с бою свой собственный съезд». Однако, число сторонников немедленного восстания также росло на глазах.
В первую годовщину октябрьского восстания, в ноябре 1918 г., М. Лацис вспоминал, что когда питерские большевики получили письмо Ленина от 1 октября, их «взорвало»: «Сейчас же было созвано собрание ПК и ответственных работников. Отсюда началось. Решено было выделить несколько лиц для подготовительной работы. Поручили это Исполнительному комитету ПК. ИК выделил Фенигштейна, Москвина и меня. Мы сейчас же наметили себе работу: учет войсковых сил, их размещение, обследование контрреволюционных гнезд, подготовка районов». Время от времени обострявшееся, на протяжении 1917 г., соперничество между ЦК и ПК вспыхнуло вновь. Только на этот раз спровоцировал его сам Ленин, который во всех предыдущих эпизодах отстаивал централистские притязания Центрального комитета. Теперь же, ПК с благословления Ленина создает орган подготовки восстания. По словам Лациса, очень быстро в большинстве районов для практической подготовки вооруженной борьбы были созданы «узкие товарищеские группы из старых нелегальных деятелей», причем «в первое время это делалось втайне от ЦК».
Возникновение нелегального партийного органа по подготовке и руководству восстанием вне ЦК, фактически состоялось. Рост поддержки ленинской тактики среди петроградского партийного актива проявился 5 октября на закрытом собрании ПК по предложению Глеба Бокия было зачитано письмо Ленина в ЦК, ПК и МК от 1 октября. В процессе обсуждения выяснилось, однако, что письмо Ленина «было прочтено некоторым членам ЦК, но не полному составу», тогда как пекисты (и, впоследствии, москвичи) ознакомились с ним, наоборот, в полном составе. В этом тексте Ленин в очередной раз аргументирует необходимость организации вооруженного восстания и критикует актуальную линию ЦК. «Ждать – пишет он – преступление перед революцией». Большинство собравшихся поддержали тезисы Ленина в целом.
Особенно убедительным показался многим аргумент о том, что выжидательная тактика большевиков приведет к нарастанию апатии, равнодушия и разочарования. А это грозит тем, что доведенный до отчаяния народ «перешагнет» через партию. Например, Молотов отметил опасность тактики ожидания, благодаря которой «массы могут перейти в анархию». Только двое – Володарский и Лашевич – выступали против «стратегического плана, предложенного т. Лениным». Володарский считал, что большевики не сумеют решить стоящих перед страной задач: победить разруху и заключить мир. Правда Володарский был согласен с идеей выйти из Предпарламента (по его словам он боролся против участия в этом учреждении с самого начала). Лашевич соглашался с ним и предлагал товарищам разделить ответственность за переход власти к Советам с приближающимся съездом, в котором партия найдет аппарат управления государством. Однако противники тактики восстания остались в ПК в меньшинстве.
С другой стороны, большинство из тех, кто выступил за восстание, несколько расширенно трактовали ленинские предложения. Например, Смилга, прямо заявивший что «я лично – сторонник Ленина», при этом постарался сгладить противоречие между Ильичем и Володарским: «тов. Володарский не понял Ленина. Ленин не говорит о завтрашнем захвате власти, он просто хочет сказать: довольно политики, надо перейти на рельсы стратегии. К моменту съезда мы должны приготовиться, принимая за основу вопрос о вооруженном восстании».
В ходе дискуссий в ПК отрабатывалась новая тактическая концепция. Ее контуры оставались очень неопределенными, сочетая установку на восстание и свержение Керенского с верой в съезд Советов, который должен взять власть. Однако свержение правительства все-таки становилось тактическим приоритетом (при всей неопределенности в понимании «техники» этого свержения).
Похожим образом ситуация развивалась и в Москве. Областное бюро уже с конца сентября вело пропаганду идеи восстания (отказываясь, правда, от предложенной Лениным чести «начать с Москвы»). Однако городской комитет долго колебался. Только 7 октября на собрании партийных работников была принята резолюция, требовавшая от партийного центра «немедленно начать борьбу за власть».
Победа (пусть неоднозначная) ленинской точки зрения в партийных организациях обеих столиц на фоне растерянности ЦК лишала последний всякой почвы под ногами, ставила под вопрос влияние партийного центра на рабочие и солдатские массы, гораздо теснее связанные с местным партийным активом.
В этот момент давление на Центральный комитет стало проявляться открыто. 3 октября главным вопросом повестки дня ЦК был доклад Ломова о положении дел в Москове и губерниях Центральной России, из которого выяснилось, что «в области настроение крайне напряженное… Выдвигается массами требование о каких-либо конкретных мероприятиях. Всюду занимаем выжидательное положение». Очевидно, речь шла о резолюции и секретном постановлении, которые были приняты на пленуме Московского областного бюро 29 сентября. Прошло четыре дня и московские товарищи, наконец, предъявляли цекистам свой ультиматум: выйти из предпарламента и «взять ясную и определенную линию на восстание».
После доклада Ломова, ЦК принимает решение «предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная и тесная связь». Еще несколько дней назад ЦК воспрещал Ленину въезжать в столицу, опасаясь, как за его личную безопасность, так и за последствия его горячей агитации. Теперь Ильича приглашают.
