Возможно также, что некоторым членам ЦК уже было известно о том, что Ленин самовольно вернулся в Петроград. В одном из сборников воспоминаний о Ленине приводится рассказ Шотмана, относящийся к первым числам октября, повествующий о том, как он случайно узнал о том, что Ленин уже в столице. Первое что сделал Шотман, «пошел в ЦК и рассказал покойному Я. М. Свердлову об этой «неприятной» истории. После продолжительной с ним беседы решили: «так оставить»». Есть и другие данные, подтверждающие эту версию. На совещании историков в 1962 году М. Е. Фофанова рассказывала: «постановление ЦК от 3 октября – вынужденное постановление, связанное с необходимостью легализации Ленина», который уже «самовольно» вернулся в столицу вопреки запрету ЦК. Примерно о том же говорила и Е. Д. Стасова: «смысл решения 3 октября состоял в том, чтобы отменить прежнее, запрещавшее Ленину возвращение, … кроме Я. М. Свердлова, никто из восьми человек, присутствовавших на заседании 3 октября, не знал, что Ленин уже в Петрограде»
Итак, в условиях, когда внутрипартийная борьба вокруг вопроса о вооруженном восстании обострилась до предела, ЦК признал необходимость «постоянной и тесной связи» с Лениным, которого до того момента держали в изоляции. Теперь блокада была официально снята. А это открывало возможность «открытия переговоров» между Лениным и наиболее «левыми» цекистами.
Примерно в то же время, видимо, некоторым членам ЦК становится известно и о «самодеятельности» петроградских большевиков, создающих сеть подпольных органов восстания без ведома Центрального комитета. Опасность полного распада партийной «вертикали», и утраты контроля над партийным организмом становилась все очевиднее. Нужно было договариваться.
Владлен Логинов нашел в Российской государственном архиве социально-политической истории мемуары Эйно Рахья, в которых рассказывается о встрече Ленина со Сталиным 4 октября 1917 г. Это подтверждает, что и Ленин и некоторые члены ЦК искали возможность компромиссного выхода из конфликта. Самой беседы Рахья, конечно, не слышал, но по внешнему виду собеседников заключил, что «они договорились». Предмет этой договоренности можно, вслед за Логиновым, реконструировать по тем предложениям, которые Сталин на следующий день внес на заседании ЦК: 1. выход из Предпарламента; 2. созыв партийного совещания из членов ЦК, а также петроградских и московских большевиков; 3. перенос на «короткий срок» съезда партии для более тщательной его подготовки. По всей видимости, в обмен на это Ленин обязался снять свое заявление о выходе из ЦК и прекратить «антипартийную» деятельность, т. е. борьбу с Центральным комитетом и «агитацию в низах» за немедленное восстание.
В начале октября происходит еще одно событие, которое сказывается, в том числе, и на внутрипартийной дискуссии в РСДРП(б). Начинается новое немецкое наступление на дальних подступах к Петрограду – Моонзундская операция. Балтийские моряки продемонстрировали высокий боевой дух и стойкость, но вынуждены были отступить перед превосходящими силами неприятеля, оставив ему острова Эзель, Моон и Даго. Воображение русской публики потрясло принесенное газетами известие о том, что английская эскадра, находившаяся в непосредственной близости от района боев, не сдвинулась с места, и не предприняла ничего, чтобы помочь союзнику в критический момент.
В разгар немецкого наступления на Моонзундском архипелаге Временное правительство приняло решение о переезде в Москву и об эвакуации центральных государственных ведомств (Советы в их число не входили) и стратегических предприятий. Это предсказуемо вызвало скандал, а новая кампания по «выводу ненадежных полков» вызвала ненависть со стороны солдат гарнизона.
Многие большевики (и не только они) воспринимали планы эвакуации правительства, как верный признак того, что правящие круги решили сдать врагу революционную столицу. Эти подозрения были не лишены оснований. Правая пресса откровенно обсуждала в те дни возможность сдачи Петрограда врагу во имя быстрого «оздоровления» ситуации в тылу и на фронте. Самое откровенное признание прозвучало в интервью газете «Утро России» М. В. Родзянко: «Петроград находится в опасности… Я думаю, бог с ним, с Петроградом… Опасаются, что в Петрограде погибнут центральные учреждения… Очень рад буду, если все эти учреждения погибнут, потому что, кроме зла, России они ничего не принесли». Хотя сегодня известно, что у Временного правительства не было плана сдачи столицы, подобные планы обсуждались в самых влиятельных кругах.
Все эти факты произвели огромное впечатление на Ленина, который писал: «не доказывает ли полное бездействие английского флота вообще, а также английских подводных лодок при взятии Эзеля немцами, в связи с планом правительства переселиться из Питера в Москву, что между русскими и английскими империалистами, между Керенским и англо-французскими капиталистами заключен заговор об отдаче Питера немцам и об удушении русской революции таким путем? Я думаю, что доказывает». Вероятно, аналогичные выводы делал не только Ленин, но и других большевистские лидеры. А это должно было подталкивать их к более решительным шагам, к форсированному захвату власти. Во всяком случае, опасность сговора между российскими правыми силами и союзниками могла стать важным аргументом в пользу поддержки предложенного Лениным курса.
Как бы то ни было, 5 октября начинается резкий поворот в тактике Центрального комитета. На очередном заседании, «после дискуссии принимается всеми против одного решение уйти из Предпарламента в первый же день по прочтении декларации». Это одно из двух важнейших требований Ленина, которое он накануне, по всей видимости, согласовал со Сталиным.
На заседании 5 октября присутствовало одиннадцать членов Центрального комитета: Свердлов, Троцкий, Сталин, Каменев, Сокольников, Ломов, Иоффе, Коллонтай, Смилга, Бубнов и Дзержинский. Почти все они изначально были противниками участия партии в Предпарламенте. Исключение составил только Каменев (и, возможно, Дзержинский), который и голосовал против выхода из Предпарламента.
Среди тех, кто голосовал за предложение Сталина, также не было полного единодушия. Рассказывая вечером того же дня на заседании ПК о принятии этого решения Центральным Комитетом, Бубнов свидетельствовал, что «здесь были разногласия, которые касались, <вопроса о том,> когда следует уходить». Сам Бубнов от себя добавлял, что «не нужно связывать себе руки и говорить, что выйти непременно на первом [заседании]… Сегодняшняя наша резолюция – только для внутреннего пользования». Однако тезисы декларации о выходе были приняты ЦК, а ее окончательную выработку поручили редакции «Рабочего пути».
ЦК также принял «видоизмененное предложение Сталина о созыве партийного совещания из ЦК, питерских и московских работников». На этом совещании настаивал, помимо прочего, Петербургский комитет. Одновременно с этим было решено отложить «на короткое время» партийный съезд. Таким образом, ЦК принял весь пакет предложений Ленина. Прекращение «военных действий» между высшей партийной инстанцией и Лениным знаменовало смену политического курса.
В повестке дня заседания ЦК 5 октября последним пунктом значился вопрос о «Платформе». Что это за платформа до сих пор неизвестно, но из протокола следует, что «проект платформы Троцкого поручено подробно обсудить и принять редакции ЦО». Учитывая, что редакция «Рабочего пути» должна была также готовить декларацию о выходе большевиков из Предпарламента, а также, что авторство обоих документов принадлежало Троцкому, нет никаких сомнений, что они были выдержаны в одном ключе. Можно предположить, что «платформа Троцкого» предназначалась для предстоящего партийного совещания и представляла из себя концепцию новой тактики Центрального комитета.
