Суханов отметил что «Правые большевики, около Рязанова, ворчали и были злы». Действительно, основания для беспокойства у них были. Общее настроение правых большевиков сформулировал Каменев сразу после заседания ЦК, которое постановило выйти из Предпарламента: «Дорогие товарищи, я полагаю, что ваше решение о выходе с первого же заседания «Совета Российской республики» предопределяет тактику партии на ближайший срок в направлении, которое я лично считаю опасным для партии». Такое же впечатление неизбежности и предопределенности большевистского восстания произвел демарш Троцкого и на Суханова. «Из Предпарламента им только одна дорога – на баррикады. Бросая избирательный бюллетень, необходимо взять винтовку. А твердо решив все вопросы, твердо решив взять винтовку, нечего делать с бюллетенем… Так все и было. Но большинство этого не поняло, этого не видело, этому не верило. Мы, соседи и соратники, это понимали».
На самом деле, ясного и однозначного выбора пария еще не сделала. «Советская легальность», связанная со съездом, надежды на примирение с другими партиями «революционной демократии» – все эти установки продолжали сосуществовать с идеей вооруженного выступления. Причем речь шла не просто о выделении фракций, групп сторонников той или иной тактике, но и о том, что все эти политические ориентиры могли сочетаться друг с другом в самых разнообразных комбинациях в головах большевистских лидеров.
Ленин понимал, что ему необходимо формальное решение ЦК о вооруженном восстании, которое отбросило бы колебания и внесло определенность в партийную тактику, иначе дело не сдвинется с мертвой точки. И он добивается принятия такого решения на ставшем впоследствии знаменитым заседании Центрального комитета 10 октября.
«О, новые шутки веселой музы истории! Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире, все на той же Карповке» – писал Суханов, сокрушаясь, что благодаря заботам его жены, большевички, – «высокое собрание было совершенно гарантировано от моего нашествия»
Вместо хозяина, на заседании присутствовали 12 членов высшего партийного органа: сам Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников и Ломов. Заседание продолжалось десять часов и закончилось только к трем часам ночи. Уже одно это свидетельствует о том, что дело не сводилось лишь к формальному закреплению де-факто уже принятой линии.
Обсуждению основного вопроса – о текущем моменте – предшествовало три коротких доклада, сделанных Свердловым о ситуации на фронтах и в провинции. «Его сообщения – рассказывает Троцкий – были посвящены фронту и, по-видимому, заранее согласованы с Лениным, чтобы дать ему опору для необходимых выводов: это вполне отвечало приемам Ленина». Свердлов докладывал, что контрреволюционное командование на фронте готовит «какую-то темную историю», и, вероятно, приготовляет «новую корниловщину». Однако в войсках сильны пробольшевистские настроения, солдаты даже предлагают захватить штаб Западного фронта и отправить в Питер революционный корпус.
Наконец, слово для доклада получил сам вождь партии. «Он констатирует, что с начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании». Затем Ленин кратко повторяет свои аргументы в пользу того, что откладывать вооруженное свержение власти больше нельзя. По его словам, к восстанию подталкивает подготовка правительством сдачи Нарвы и Петрограда. При этом, в стране «большинство теперь за нами». В то же время нарастают абсентизм и равнодушие масс, утомленных бесконечными резолюциями. «Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу. Областным съездом и предложением из Минска надо воспользоваться для начала решительных действий» – заключает вождь.
Протоколы не отражают всех поворотов дискуссии. А между тем, Ленин вынужден был сражаться сразу на два фронта. Троцкий вспоминал в 1924 году, что «еще прежде, … чем напасть на противников вооруженного восстания, он стал нажимать на тех, кто связывал восстание со вторым съездом Советов». Съезд вообще может не состояться – говорил вождь – да и глупо назначать дату восстания, предупреждая о нем противника. ««Во всяком случае, – настаивал Ленин, – захват власти должен предшествовать съезду Советов, иначе вас разобьют и никакого съезда вы не созовете»
В протоколах заседания не отложилось выступление Троцкого, но известно, что его ближайший сподвижник, Урицкий, вместе с ним пришедший из межрайонной организации, высказался в пользу восстания: «надо решиться на действия определенные» – заявил он.
Через месяц после этого, выступая на заседании ПК, Ленин признается, что он больше всего опасался «оппортунизма со стороны интернационалистов-объединенцев, но это рассеялось, а в нашей партии члены – не согласились. Это меня крайне огорчило». Зная об автономии группы бывших межрайонцев (Троцкий, Урицкий, Иоффе), Ленин весьма опасался инерции их политического мышления. Однако Троцкий, не без колебаний, все-таки поддержал ленинскую тактику, согласившись на то, что восстание и захват власти должны предшествовать съезду. Ленин оценил эту уступку: «с тех пор не было лучшего большевика» – заявил он месяц спустя.
Впрочем, через семь лет после этих событий, Троцкий писал, что назначая, по предложению Ленина, дату восстания на 15 октября «насчет самого срока споров, помнится, почти не было. Все понимали, что срок имеет лишь приблизительный, так сказать, ориентировочный характер и что, в зависимости от событий, можно будет несколько приблизить или несколько отдалить его». Вероятно, делая уступку настойчивым требованиям Ленина, он все-таки ориентировался на съезд, который должен был выполнить роль, как минимум, «прикрытия» восстания.
Как бы то ни было, но ядро ЦК – Троцкий, Свердлов, Сталин – поддержали Ленина. Поэтому главная дискуссия развернулась «по линии борьбы с той его частью, которая выступала против вооруженного восстания вообще». Ленин произнес несколько речей, посвященных всем вопросам, связанным с восстанием: о причинах и задачах восстания, о его сроках, о шансах большевиков на победу, о том, удержат ли они власть и т. д…
Но двух главных оппонентов Ленина – Каменева и Зиновьева – эти речи не убедили. За предложенную Лениным резолюцию проголосовали все, кроме них. В резолюции говорилось: «Признавая … что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)». При всем этом, по свидетельству Троцкого, «никакого практического плана восстания, даже приблизительного, в заседании 10-го намечено не было», что, вероятно, устраивало тех, кто не переставал связывать надежды на советскую власть, прежде всего, со съездом Советов.
Оставшись в меньшинстве, «парочка товарищей» (как их иронически называл Суханов) попытались буквально повторить недавние маневры Ленина. Они составили резюме своих речей на заседании ЦК и потребовали ознакомить с ними ПК, МК, МОБ, большевистские фракции советских органов и т. д., т. е. вынести спор на суд широкой партийной аудитории.
