Играя, ребенок не познает, не изучает мир, как обычно говорят, не стремится «познать сущность вещей», нет, зачем ему? Он и так все знает. Он просто играет, творит, строит свой мир в фантастических формах. Дети не знают творческих мучений, им достается одно лишь счастье творчества. Ребенок играет не тогда, когда он с игрушками, а всегда, каждую минуту жизни, и в самую неподходящую (с нашей точки зрения) минуту. Мы торопимся с ним в детский сад, а он еле плетется и что-то бормочет: он играет в разбойников. Будем очень осторожны, видя маленького, захваченного игрой! Ни одна мама не разбудит ребеночка толчком, но еще опаснее неосторожным движением будить ребенка, погрузившегося в игру, как в сон. Когда маленький играет на полу, а ты проходишь мимо, то вся забота – не встретиться с ним взглядом, потому что и взгляд – вмешательство, и взгляд может превратить коня в палку, и не так-то легко совершить потом обратное превращение палки в коня.
Неторопливо стараемся пробудить в ребенке доброе чувство человека, выраженное Пушкиным так:
«Если горести чужой
Вам ужасно быть виною…»
Вот это важней всего: чтобы нашим детям было ужасно доставить горесть другому. Будем потихоньку, не ожидая быстрых результатов, учить ребенка чувствовать человека.
Чужое время – не занимай! – и мы стараемся поменьше обременять сына всевозможными «сделай», «сходи», и всегда договариваемся о его помощи заранее.
Чужое чувство – не задевай! – и мы боимся хоть взглядом обидеть сына.
Чужой мир – не вторгайся! – и мы никогда не пристаем с назойливыми вопросами.
Чужой покой – не нарушай!
Чужое желание – уважай!
Чужая мысль – не торопись оспорить!
Пятнадцать-двадцать лет такого воспитания – и может быть, чувство человека хоть в слабой форме укоренится в душе сына или дочери.
Что волнует нас на самом деле? Неприятности, вызываемые детьми, или сами дети? Волнуют ли нас дети, когда с ними нет неприятностей?
Волнение противоположно покою: «Успокойся, не волнуйся», – говорим мы. Правы ли мы? Ведь когда человек волнуется, испытывая желание добра другому, это его волнение в чем-то выражается, и оно чувствуется другим человеком, тот тоже начинает волноваться. Так происходит воспитание сердца. Воспитание сердца – передача своего волнения. Нет волнения – нет и воспитания.
Можно спросить родителей: «Чего вы хотите? Счастья иметь детей? Счастья иметь благополучных детей? Или – детского счастья?» Эта едва заметая, маловажная на первый взгляд разница и есть та пропасть, в которую мы порой сваливаемся и погибаем как воспитатели.
Чтобы у меня вырос хороший сын, я должен любить его, то есть горячо желать ему счастья – ему, а не покоя себе. И я должен учить его любить других людей, то есть горячо желать им добра и счастья, волноваться, желая.
Учите детей не просто доброжелательству вежливого человека, а горячему желанию добра.
Щедрые дети?
«Моему сыну 1 год и 8 месяцев. С раннего возраста он не только не дает никому своих игрушек, но и отнимает игрушки у детей. Чего только я не пробовала – уговаривала, отнимала, но он поднимает такой крик… Знаете, за обедом он отнимает у меня даже тарелку с едой, хотя перед ним стоит его тарелка. Подскажите, как быть с жадностью».
Молодая мама, видимо, серьезно относится к воспитанию сына. Но в письме – почти все педагогические ошибки, какие только бывают… Поговорим о них.
Кажется, и вопроса нет: жадность – черта отвратительная. Не случайно самая первая детская дразнилка во дворе: «Жадина-говядина!» Наверное, с этого первого человеческого закона и начинается мораль: поделись, не хватай, оставь другому – подумай о другом. И первое, к чему приучают ребенка: дай маме… Дай папе… Дай братику… Дай мальчику…
И первый же конфуз: не дает! И первое испытание родительского честолюбия: когда мама выходит с мальчиком гулять, а он на глазах у всех отнял игрушку – ах, как стыдно! Вообще, по-моему, со многими детскими недостатками мы начинаем воевать даже не потому, что они так уж огорчают нас, а потому, что стыдно перед людьми. И это хорошо. Иногда беды начинаются там, где пропадает всякий стыд перед людьми.
Казалось бы, ничего страшного: станет мальчик старше и отучится от жадности. Но кто знает – одни, когда вырастают, последнее отдадут, а у других зимой снега не допросишься. Некоторые люди всю жизнь даже мучаются от своей жадности, хоть и торопятся дать то, что у них просят, но мучение не отпускает, жадность грызет душу.
Конечно, мы можем отучить ребенка отнимать чужие игрушки, но не загоним ли мы порок внутрь? Не вырастет ли у нас жадный человек, умеющий скрывать свою жадность? А может быть, порок этот лишь временно спрячется, а потом, в двадцать лет, в тридцать, когда человек меньше будет зависеть от окружающих, тут-то он и покажет себя! А мы будем удивляться: откуда?!
Все мы хотим, чтобы у наших детей появились добрые чувства, а не просто умение скрывать или подавлять чувства дурные. Так вот, первая ошибка: мама спрашивает совета, как бороться с жадностью. А надо бы поставить вопрос по– другому: как воспитать щедрость? За двумя этими вопросами – принципиально разные подходы к воспитанию.
«…Путь к сердцу ребенка пролегает не через чистую, ровную тропинку, на которой заботливая рука педагога только то и делает, что искореняет сорняки-пороки, а через тучное поле, на котором развиваются ростки моральных достоинств… Пороки искореняются сами по себе, уходят незаметно для ребенка, и уничтожение их не сопровождается никакими болезненными явлениями, если их вытесняет бурная поросль достоинств».
В эти замечательные слова В. Сухомлинского, в его мысль, что пороки искореняются «сами по себе», многие, как правило, отказываются верить. Мы освоили педагогику требования, наказания, уговоров, поощрений – педагогику борьбы с недостатками; мы порой так яростно боремся с недостатками ребенка, что и достоинств его не видим. А может, не надо бороться? Может, все-таки вести себя по-другому, увидеть и развивать в ребенке все лучшее?
А то бывает так: сначала неумением своим, или небрежением, или недобротой мы взращиваем зло, а потом в благородном порыве бросаемся на борьбу с этим злом. Сначала направляем воспитание по ложному пути, а потом спохватываемся: бороться!
Посмотрите: когда малыш не отдает игрушки, мама отнимает их у него. Отнимает силой. Но если сильная мама отнимает у меня, слабого, игрушку, то отчего же и мне, подражая маме, нельзя отнять игрушку у того, кто слабее меня? Не может ведь двухлетний понять, что мама «противится злу» и потому права, а он, ребенок, зло совершает и потому не прав. В таких этических тонкостях и взрослые, увы, не всегда разбираются. Ребенок же получает один урок: сильный отнимает! Сильному отнимать можно!
Учили добру, а научили агрессивности… Нет, я не хочу впадать в крайность: отняла мама – ну и ладно, ничего страшного, возможно, и не произошло. Отняла и отняла, я не хотел бы запугивать. Отмечу лишь, что такое действие оказалось неэффективным.
