Старый, вечный педагогический грех: мы ждем от ребенка все и сейчас. Мы требуем немедленной отдачи от наших усилий, иногда мы даже получаем ее, но при этом и не подозреваем, сколько потеряли. Нам нужно, чтобы ребенок сегодня хорошо учился, мы заставляем его, он учится – но становится зубрилой и ненавидит учение. Нам кажется, что если он сегодня, в третьем классе, плохо учится, то так будет всегда – «как сегодня, так и всегда». Да нет же! Вспомните, сколько историй вокруг: не учился, не учился и вдруг взялся за ум. Поздно? Но лучше поздно, да самому, чем раньше, но из-под палки…
В воспитании, как и в романе, тоже есть всевозможные «вдруг», не учитываемые педагогикой. Девочка ездит в школу на трамвае – и без билета. Сколько ни корили ее, ни стыдили, ни угрожали контролерами – не берет билеты, и все. Но вдруг первого сентября, в первый день восьмого класса, она почувствовала, что скорей умрет, чем поедет без билета, лучше пешком семь остановок идти, чем без билета. Что на нее подействовало? Те прежние укоры? Или просто – выросла, и то, что прежде было не стыдным, стало стыдным?
Стыд всегда появляется «вдруг». Маленький мальчик тащит из туалета горшок и усаживается на него посреди комнаты, да еще при гостях… Стыд! Позор! Так нельзя! Что из него вырастет! Да не будет он всю жизнь при гостях на горшок садиться, придет день, и вдруг появится стыд.
Но нет терпения у родителей, но не могут они вынести этого позора (на горшке при гостях!) и, вместо того чтобы слегка посмеяться, поднимают крик и шум. Вечер у мальчика испорчен, он объявлен «плохим», «бесстыдником», «непослушным», а это во много раз вреднее, чем то, что сделал мальчик, – сделал от великой своей общительности. Ему скучно сидеть на горшке одному, когда в доме гости и так интересно.
Женщина рассказывает: «Я до пятнадцати лет ложку в кулаке держала. Все вокруг едят как люди, а я – в кулаке. Ну посмеивались надо мной, конечно, а мне нравилось. А в пятнадцать лет в один день увидела, что так некрасиво…» – и нет проблемы!
Разумеется, все эти «вдруг» не сами по себе приходят, идет какая-то незаметная для родителей работа, что-то созревает в ребенке. Семечко ведь тоже лежит-лежит в земле – и вдруг прорастет… Яблоня растет-растет – и вдруг яблоки дала. Но надо же и дождаться!
Каждый ребенок – набор отставаний или опережений (а может быть, и одних только отставаний). Сверяясь с нормой (интересно же!), не будем подгонять своего под эталон, составленный из расхожих слов: «А вот другие дети уже…» Предположим, наш действительно хуже других, отстал и впредь будет отставать. Теперь что? Куда его? Выбросить и завести другого?
Есть суворовские законы – «быстрота и натиск», но есть и законы Кутузова, они лучше подходят к воспитанию. В «Войне и мире» Кутузов говорит Андрею Болконскому:
«– Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время… А верь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те все сделают…»
VI. Любимые не виноваты. Ммного ли стоит то, за что мы боремся с детьми
Домашнее серебро в колодце
Одна пятилетняя девочка побросала в колодец все домашнее серебро, потому что ей понравилось, как они там, внизу, булькают, эти ложки и вилки. Впрочем, ее можно и понять, если предположить, что ничто в мире не булькает так мелодично, как серебряная ложка в глубоком колодце. Просто мы с вами никогда не слыхали этих божественных звуков: или у нас не было домашнего серебра, или не имелось колодца, или мы в пять лет не были достаточно свободны, для того чтобы побросать фамильное серебро в колодец.
А что бы вы сделали со своей пятилетней дочкой, читатель, если бы она совершила такое злодейство?
Вероятно, вы дали бы волю своим чувствам. Когда дети творят невесть что, мы обычно взываем к их слабому разуму: «Ну ты подумай, что ты наделал! Должен же у человека быть разум! Ты ведь не маленький!» Когда же мы сами творим что-то со своими детьми, мы забываем о разуме и ведем себя именно как маленькие. Нами руководят чувства и только чувства. Но давайте хоть раз подумаем, что же мы делаем с детьми.
Мы все считаем себя ответственными за воспитание своего ребенка, и это правильно. Мы говорим: «Вырос бы он человеком хорошим, больше мне ничего не надо». Или так мы говорим: «Был бы он счастлив, больше мне ничего не надо». Не многих из нас беспокоит то обстоятельство, что эти две цели не всегда совместимы.
Как бы то ни было, в голове каждого из родителей живут Идеальный Мальчик и Идеальная Девочка, по образу и подобию которых мы и стараемся воспитать своих детей. Откуда взялись эти образы и годятся ли они для воспитания, мы не знаем. Но они есть. И чем жестче они очерчены, тем труднее воспитывать, потому что мы живого мальчика стараемся подогнать под идеального. У одних людей это получается как бы само собой, у других – с трудом и слезами (детскими и родительскими) – это зависит от жизненных обстоятельств, от природных педагогических способностей и от пластичности детских характеров. Бывают податливые дети, бывают неподатливые – природу со счетов не сбросить.
Многие родители, если не все, представляют себе воспитание так, словно мы запускаем в жизнь-космос ракету с заданной траекторией, определяемой Идеальным Мальчиком и Идеальной Девочкой, живущими в наших головах.
Когда космическая ракета уклоняется от траектории, ее, ракету, подвергают коррекции и направляют по избранному пути. Так и про детей говорят: «Наставить на путь истинный». О плохом сыне говорят, что он «сбился с пути», что он «беспутный», «непутевый». Представление о воспитании как наставлении на путь закрепилось даже в языке.
И оно в общем-то правильно, это представление; но есть одна тонкость, которую мы обычно не принимаем в расчет. Мы забываем, что у ракеты, кроме траектории, есть еще и двигатель, и в нем-то кроются многие причины отклонения от траектории. Ракета – это двигатель и траектория. Ребенок – тем более.
Мы же, воспитывая ребенка, заботимся главным образом о траектории, о поведении и гораздо меньше – о двигателе, о внутреннем мире, о сердце ребенка. Но точно так же, как коррекцией траектории невозможно исправить поломки в ракетном двигателе, так и поправками видимого поведения не обогатить детское сердце. Это сравнение сильно хромает, потому что душа ребенка и его поведение гораздо больше связаны, чем двигатель и траектория ракеты, однако в принципе все то же, и, общаясь с ребенком, всегда полезно думать: на что мы влияем – на двигатель или на траекторию? На поведение или на сердце? Часто бывает, что в зависимости от нашего выбора мы производим два прямо противоположных действия. С одной точки зрения, девочку, выбросившую ложки в колодец, надо наказать, чтобы впредь ей было неповадно; с другой – надо приласкать ее, пожалеть, чтобы она увидела милосердие, великодушие, щедрость, способность прощать. В реальном случае с серебром и колодцем родители именно так и поступили – пожалели девочку, когда увидели, что она сама испугалась того, что наделала, пожалели, приласкали и тем страшно поразили ее. Сильное великодушие производит такое же шоковое действие, как и сильное наказание. Но результаты противоположны.
