Водитель прекрасно знал, где находится ночной клуб «Райский птах», и быстро привез нас к Озеркам. Длинное одноэтажное здание примитивной архитектуры украшали многочисленные цветные огни и неоновая вывеска, протянувшаяся по всему фасаду. Иллюминация барахлила, в слове «птах» две первые буквы переодически гасли, но «Райский ах», на мой взгляд, тоже звучало неплохо, даже эротично.
– Ах! Какая красота! – мечтательно вздохнула Трошкина, выкарабкавшись из машины.
Озерки встретили нас пасторальной тишиной. Ночной клуб зазывно сиял огнями в полной тишине, нарушаемой только тихим плеском воды, шорохом камышей и самодовольным кваканьем лягушек.
– Тихо-то как! – закатив глаза, пропела Алка.
В этот момент неподалеку страшно грохнуло, из-за приземистого здания ночного клуба в бархатное небо с воем и свистом рванула ракета, потом вторая, третья… Звезды фейерверка шумно разбивались о небесную твердь и дождем сыпались в черную воду. Грохот стоял такой, словно на берегу озера две хорошо оснащенные армии развернули нешуточное сражение за стратегический водный рубеж.
– Мы туда пойдем?! – с ужасом проорала Трошкина, зажимая уши руками.
– А как же! – крикнула я в ответ.
Я люблю веселые вечеринки и всегда готова разделить бурное ликование народных масс. Крепко взяв подружку за руку, я засеменила в обход длинномерного здания в поисках главного входа. Пятидюймовые каблуки не позволяли мне развить высокую скорость, к тому же трусливая Трошкина на ходу вредоносно тормозила ногами, так что двигались мы недостаточно быстро. Какая-то теплая компания, тоже выгрузившаяся из такси, обошла нас на повороте и первой пришла к финишу, обозначенному двумя дюжими фигурами в душных, не по сезону, черных костюмах.
– Трошкина, взбодрись! – зашипела я подружке на ухо. – Изобрази улыбку и перестань вырываться и сучить ногами, словно нежная французская аристократка по пути на эшафот!
Наставляя Алку, я одновременно следила за тем, что происходит у входа в клуб. Опередившие нас граждане переминались с ноги на ногу под дверью, украшенной цветами и лентами. Я поняла, что охрана их не пропускает, и забеспокоилась. Неужели в «Райском птахе» такой суровый фейс-контроль? Почему этих людей развернули? Они прилично одеты и производят вполне приятное впечатление – во всяком случае, на расстоянии. Может, вблизи видно, что их улыбчивые лица усеяны пятнышками ветряной оспы и бдительная охрана посылает их куда подальше – в карантин?
Робея, мы с Трошкиной подошли поближе. В этот момент в канонаде праздничного салюта образовалась короткая пауза, и стало слышно, как страж дверей говорит:
– …только для гостей свадьбы!
Обрывка фразы мне хватило, чтобы понять, в чем проблема. «Райский птах» арендован для проведения торжественного мероприятия и закрыт для посещения широких слоев народонаселения! Вероятно, Милена Витальевна тоже в числе званых гостей. А как же я с ней встречусь? Надо придумать способ пробраться внутрь!
– Пойдем в другое место! – малодушно заныла Трошкина. – Здесь слишком шумно, людно, и вообще, нас не пустят!
– Пустят! – пообещала я, оглядываясь по сторонам.
Неподалеку, ближе к воде, нашлась премилая плакучая ивушка, из-под которой можно было наблюдать за входом в клуб без риска быть замеченными охраной. Я дернула Алку за руку, и мы нырнули за колышущуюся завесу ивовых ветвей.
– Стоим и смотрим, – сказала я Трошкиной.
Она послушно уставилась на шелестящие листочки и замерла, сомнамбулически улыбаясь. Я картины родной природы проигнорировала и устремила внимательный взгляд на увитые цветами и лентами воротца, по обе стороны которых застыли стилистически чуждые экстерьеру заведения черные фигуры.
Веселые, нарядно одетые мужчины и женщины совершенно беспрепятственно входили в клуб и выходили из него. Я не видела, чтобы кто-то предъявлял охранникам пригласительные билеты. Как же стражи определяют, кто тут свои, а кто чужие?
Присмотревшись, я поняла, что в качестве опознавательного знака у каждого гостя есть специальный символ. Такая маленькая розеточка, наподобие цветочка в петлице, только с крошечной лампочкой внутри. Огонечек помаргивал, как светлячок. Иллюминированных граждан охранники в перемещениях не ограничивали.
Белым днем, пробежавшись по сувенирным лавкам и магазинам, я наверняка нашла бы, где купить подобные значки, но время уже перевалило за полночь, и все торговые заведения давно закрылись. Не оставалось ничего другого, как позаимствовать цветочки-огонечки у кого-нибудь из гостей.
– Ой! Кто-то идет! – прошептала Трошкина.
С выложенной плиточкой дорожки, ведущей от дверей клуба к небольшой набережной, прямо по траве в сторону нашей ивушки шагала парочка, мужчина и женщина. Судя по нетвердой поступи и громким голосам, оба были изрядно нетрезвы.
– А вот м-мы с-сейчас – ик! Иск-купаемся! – вещал мужской голос.
– Но у меня же нет купальника! – кокетничала дама.
– А м-мы устроим муди… нудистский пляж! – заплетающимся языком постановил любитель ночных купаний.
– На ловца и зверь бежит! – прошептала я, отодвигаясь вместе с Алкой поглубже в тень.
Путаясь в одеждах, купальщики кое-как разоблачились и с криком и визгом полезли в воду. Я пригнулась и пробежала к оставленным на берегу нарядам. Бесцеремонно переворошила чужие тряпки, нашла помаргивающие значки и, зажав их в кулаке, как пару пойманных светляков, на полусогнутых вернулась под ивушку. Трепетная Трошкина ожидала меня, просунув голову за завесу ивовых ветвей, как все та же французская аристократка, но уже полностью подготовленная к гильотинированию.
– А ну, давай сюда свою грудь! – потребовала я, ворвавшись в наш зеленый шатер.
– Ты что? Спятила?! – испугалась Алка.
Она явно поняла мои намерения неправильно, потому что сложила ладошки ковшиками и укрыла ими свои женские прелести.
– Тьфу на тебя, дуру! Сама надевай! – Я протянула подружке посверкивающий значок.
– Ой, какая прелесть! Цветочек, розовенький, с огонечком! – сюсюкая, Алка пристегнула к кофточке стибренную мной бирюльку.
– Мадам Брошкина-Трошкина! – захихикала я нервным смехом, на который ограбленные мной купальщики неожиданно отозвались дружным хохотом.
– Р-рыбка моя! – страстно прорычал своей даме резвящийся в поднятых им волнах кавалер.
Я вздрогнула, оглянулась на веселящуюся парочку – ее составляющие уже образовали в замутившихся озерных водах единый беспокойный организм – и сказала подружке:
– Давай-ка поторопимся, у нас с тобой минут двадцать, не больше: потом эти рыбки замерзнут, протрезвеют, полезут на берег одеваться, заметят пропажу своих значков и вполне могут поднять страшный хай. Шагом марш, мадам Трошкина!
Алка глубоко вздохнула и, действительно, выступила из-под ивушки маршевым шагом. При этом в качестве походной песни она нарочито бодро напевала знаменитый романс:
