Я едва не подпрыгнула и забегала глазами по полу, разыскивая источник звука. Дикую мысль, будто в компании с великаншей и ее крикливым отпрыском путешествует еще и лилипут, я отбросила сразу, как только увидела в руке у пацана игрушечного медведя.
Таких мягких зверей – мишек и кошек – я видела в дорогущем магазине игрушек, когда ходила выбирать подарок маленькой дочке своей приятельницы. Плюшевые звери потрясли мое воображение не только ценой, но и умением произносить короткие фразы, хохотать, плакать и даже обниматься. У меня на говорящего медведя денег не хватило, а мадам великанша, видимо, оказалась более состоятельной. Ребенок явно не привык жалеть дорогие вещи: эксклюзивный костюмчик он уже извозил в пыли, и мишка, которого малец держал за лапу, волочился по затоптанному мраморному полу.
– Какой милый медвежонок! – неизобретательно похвалила я игрушку.
– Пропустите же нас! – нетерпеливо попросила мамаша. – Мы опоздаем к регистрации!
Переступив с одной большой и красивой ноги на другую, женщина нечаянно придавила медвежонка, и он снова сообщил, что Миша любит Сашу. Я лично этого неугомонного Сашу готова была возненавидеть! Если бы не этот невыносимый ребенок, его мамаша наверняка была бы более расположена к конструктивному разговору о телевизионных съемках!
– Скажите, когда вы вернетесь? Я обязательно должна встретиться с вами! – заволновалась я, цепляясь за свободную лапу любвеобильного медведя.
Великолепная красотка не обратила на эти мои слова никакого внимания и с ускорением устремилась вперед. Перекошенный состав из одного могучего паровоза с тремя разновеликими вагончиками прибыл к стойке регистрации, и там меня от поезда быстро отцепили.
«Екатеринодар – Вена», – прочитала я на табло.
Эх, далековато улетает моя «русская Венера»! Или с учетом пункта назначения правильнее будет назвать ее «Прусской»?
Я с сожалением отследила перемещение женщины с ребенком и медведем в «накопитель»: мальчик продолжал реветь, а попираемый ногами топтыгин – с мазохистским пылом признаваться маленькому хозяину в любви.
– До свида-анья, мой ма-аленький ми-и-шка! – печально напела я себе под нос, словно провожала игрушечного косолапого с компанией в последний путь.
Регистрация на австрийский борт заканчивалась, а самолет в Киев уже улетел. В зале вновь стало просторно и тихо. Я увидела, что знакомый охранник приветливо машет мне рукой, и отвернулась. В этот нерадостный момент мне очень хотелось набить кому-нибудь морду, но осмотрительный внутренний голос подсказывал, что вооруженный охранник – не лучшая кандидатура на роль боксерской груши.
Никаких дел в аэропорту у меня больше не было, и я поехала домой. Авось папуля предложит полдник, которым я заменю пропущенный обед, и мое душевное состояние улучшится вместе с физическим!
Я мечтала о тишине и спокойствии, но дома оказалось почти так же шумно, как в аэропорту. Самолетный рев с успехом заменял трубный голос гостьи, в роли которой по звуку легко можно было вообразить, например, слониху, занозившую три ноги из четырех. Четвертая конечность слонихи определенно была в норме, потому что звериный рев сопровождался гневным топотом. У соседей снизу побелка с потолка должна была сыпаться, как перхоть в рекламе шампуня!
– Не пугайся, у нас в гостях Любаша, – поторопился предупредить папуля, открыв мне дверь.
Зяма высунулся из кухни, где они с папулей малодушно отсиживались, и призывно замахал одной рукой. Другой он выразительно жестикулировал, призывая меня к молчанию. Я поспешила избавиться от предательски цокающей обуви и потихоньку укрыться в пищеблоке – подальше от гостиной, где бушевал редкий по накалу страстей скандал.
Ругались двое – Любаша и наша мамуля, а шум стоял, как в разгар битвы при Бородине. По обрывкам фраз, доносившихся до недостаточно звукоизолированной кухни, мне удалось понять, что причиной нешуточной ссоры старых добрых приятельниц стал производственный момент. Наша мамуля – популярная писательница, успешно подвизающаяся в жанре литературного кошмара, а Любаша, она же тетя Люба или Людмила Семеновна Крошкина, – ее бессменный ведущий редактор. Она сопровождает мамулины произведения от письменного стола автора на всем замысловато петляющем пути по коридорам издательства и вплоть до типографии. Обычно мамуля и Любаша воркуют, как голубки.
– А что случилось? – шепотом поинтересовалась я, опустившись на диванчик и вытянув гудящие ноги.
– Она все-таки сделала это! – ответил Зяма.
В продолжение и развитие сказанного он изобразил небольшую пантомиму: схватил себя двумя руками за горло, выкатил глаза, вывалил язык, захрипел и повалился на бок, придавив меня на диване и локтем сбив со стола соусник. Посудинка грохнулась на пол и разбилась, а вылившийся из нее кетчуп запятнал мои белые одежды некрасивыми пятнами.
– Это же был мой парадно-деловой костюм! – возмутилась я, отпихнув Зяму, который не заметил произведенных им разрушений и продолжал биться в конвульсиях.
– Что? – Братец ожил. – А, пустяки! Я тебе подарю новый костюм, по-настоящему нарядный!
– Не надо! – испугалась я.
Зяма как настоящий художник-авангардист щеголяет в таких нарядах, один вид которых мог бы довести до самоубийства стайку завистливых райских птичек. Я не хотела превратиться в попугаиху!
– Лучше деньгами, – добавила я.
– А вот с деньгами у нашего семейства теперь могут начаться проблемы! – вздохнул Зяма. – Мамуля-то наша какова, а? Решительно и бескомпромиссно закопала финансовый источник!
– Да объясните вы мне толком, что такого натворила наша мамуля? – рассердилась я.
Папуля молча протянул мне пачку бумажных салфеток, чтобы промокнуть томатные пятна.
– Она грохнула Кузю! – ответил Зяма голосом, в котором смешались ужас и восторг.
Типичная реакция на мамулины произведения!
– Правда? – Я недоверчиво посмотрела на папу.
Он кивнул. Я так удивилась, что даже перестала оплакивать свой погубленный костюм. Надо же, мамуля наконец-то убила Кузю! Поверить в это было трудно.
– Как говорил Иоанн Грозный: «Я тебя породил, я тебя и убью!» – пробормотала я, имея в виду сложные взаимоотношения нашей мамули с убиенным ею Кузьмой.
Кузей она окрестила персонаж, которого придумала несколько лет назад. Происхождения он был смутного – рязанский вурдалак по отцовской линии и трансильванский вампир по материнской, темперамент имел взрывной, как Везувий, а характер – легкий и ироничный, насколько это возможно для представителя нечистой силы из отряда кровососов. Вдобавок мамуля щедро наделила Кузю задатками лидера, так что апатичная нежить, залежавшаяся на тихих отечественных погостах, получила в его бледном лице прекрасного организатора и руководителя. Кузьма стал главным героем целой серии произведений, которые снискали мамуле бешеную популярность. С появлением Кузи мамулины книжки стали продаваться так хорошо, что издательство отпочковало их от цикла «Женские ужасы», выделив в самостоятельную серию «Семейный кошмар». За пять лет мамуля написала двадцать пять романов с Кузей в главной роли, и эта жестокая эксплуатация вампира человеком оказалась весьма прибыльной. Смерть Кузьмы могла существенно уменьшить мамулины гонорары.
