Дальше – больше. Просыпаясь иногда ночью, Вера обнаруживала, что в супружеской постели их трое.
– Брысь! Пошла отсюда! – гнала ее Вера.
Но Леся, не теряя чувства собственного достоинства, медленно поднималась, нехотя спрыгивала на пол со своей наглющей ухмылкой и садилась в сторонке, ожидая, когда эта дура-хозяйка угомонится на своей половине постели.
Однажды Вера, видно, чем-то обидела кошку, которая не терпела никаких гонений на своего кумира. Возможно, она подслушивала, как жена за что-то выговаривала мужу. Среди ночи Вера внезапно проснулась от какой-то неясной тревоги. Их супружеское ложе – раскладной диван – было втиснуто между двумя высокими секционными шкафами из полированной древесно-стружечной плиты (из модной в ту пору немецкой «стенки»). Приоткрыв глаза, она заметила два ярко-зеленых огонька, блеснувших под потолком. В тот же миг оттуда вниз метнулась тень. Вера едва успела прикрыть руками лицо (спасибо спортивной практике юности!). Руки будто огнем ожгло. Вера вскочила на постели и завопила:
– Брысь, проклятина!
– Ты что, очумела? – проснулся муж.
– Эта гадина…, – захлебывалась Вера слезами от боли и обиды, – чуть меня не убила!
– Чуть не считается, – проворчал муж, поворачиваясь на другой бок.
– Ах ты… Ну и спи сам тут со своей тварью!
– Тварь-то ты в дом притащила, – напомнил муж.
Ответить было нечем. Вера перелезла через мужа, не щадя его рассупоненных чресл, и отправилась спать в комнату сына. Свернувшись клубочком у него в ногах и накрывшись халатом, она попыталась уснуть. Но страшные картины изувеченного лица, не успей она его закрыть, сменяли одна другую. Ее трясло, как в лихорадке. А руки? Как она пойдет на работу с такими изодранными руками? Куда их летом спрячешь? А больно-то как… Вера жалобно заскулила. Слезы принесли облегчение, и она задремала. Проснувшись рано утром, она застала в своей комнате эффектное зрелище: кошка разлеглась на Вериной подушке, сложив лапы на волосатую грудь предмета своего обожания, а тот, подлый, изогнулся так, будто охранял священный сон ангела. Оба блаженно улыбались во сне.
Вечером Леся вела себя тише воды ниже травы. Она свернулась клубочком у вешалки в прихожей в ожидании любимого, стараясь быть незаметной. Когда он пришел, они удалились в укромный уголок в третьей комнате, в которой планировалось когда-нибудь устроить спальню, если накопятся деньги на гарнитур. А пока там стояли раскладушка, на которой спал Верин муж в дни неумеренных возлияний и душевного раздрая, да старая табуретка. Комната находилась рядом с кухней, и Вера подслушивала их без особых усилий и угрызений совести.
– Ты, Леська, дура, – выговаривал кошке муж. – Конечно, стоило ее маленько поучить, чтобы перестала меня вечно обнюхивать: «Что, опять пил?!», но зачем же когти распускать? Как я с ней… такой расцарапанной..?
Леся, заглаживая свою вину, облизывала его со всех сторон, жарко дыша в ухо и преданно заглядывая в глаза.
Так они и уснули там оба, излив друг другу душу и забыв про ужин.
Жизнь в те годы была однотонной и у большинства одинаковой: женщин заботило «где достать пожрать и как похудеть», а мужчин – как дотянуть семью до получки и не забыть себя, любимого. Муж говорил про Веру, что она не злопамятна: не помнит ни плохого, ни… хорошего. Действительно, ночная история потихоньку забылась, и все пошло своим чередом.
* * *
В августе Вера собралась в отпуск на море с сыном. Мужу на это же время дали путевку в санаторий. Аквариум с рыбками они отдадут на воспитание племяннице. А кошку куда? Пришлось просить свекровь приютить животину. Лучше бы Вера этого не делала: отношения в результате напряглись до звона натянутой струны. Дело в том, что Леся, протестуя против произвола с переселением и лишения ее законного ежевечернего антрекота, так нагадила на новеньком линолеуме в квартире свекрови, что с него слезла вся краска на самом видном месте.
Осень и зима пролетели незаметно. Вера свыклась со своей своенравной жиличкой и даже начала испытывать к ней зачатки родственных чувств (родню ведь не выбирают?). Март уже вовсю звенел капелью, птичий гомон заглушал даже грохот дороги, а солнце припекало совсем по-весеннему. Лесю тоже радовали перемены. Она повадилась забираться на форточку в комнате сына, откуда завороженно следила за птицами на крыше соседнего балкона, которая буквально дрожала от слоновьего топота голубей, ворон и галок. Туда же слетались погреться на солнышке тучи воробьев. Птицы, конечно, не упустили возможности подразнить Лесю, которой никак было до них не дотянуться.
И самоуверенная кошка рискнула. Ее подвел обледеневший скользкий край крыши балкона – не спасли натренированные «вратарские» прыжки и острые когти, да еще птицы подтолкнули своего извечного врага – кошку, отправив ее в незапланированный полет с двенадцатого этажа. Деревья у дома, достигшие уже седьмого этажа, вполне могли принять ее в свои корявые объятья и уберечь от неминуемого, как и высокий снежный сугроб внизу. Ведь кошки такие ловкие и всегда приземляются на все четыре лапы! Но что-то пошло не так. Леся упала прямо на бетонную отмостку. Ей еще хватило сил отползти на снег, истекая кровью. Тут ее и заметил сын, гулявший во дворе с ребятами.
Вернувшаяся вскоре с работы Вера открыла ключом входную дверь и грохнула на пол в прихожей сумки с продуктами. Навстречу ей выбежал зареванный сын с воплем:
– Мамочка! Спаси ее скорее! Спаси! Она же умрет! – молил сын, свято веря во всемогущество своей мамы, которая всегда спасала его самого от всяких болей и напастей.
– Господи, что случилось?! – у Веры подкосились ноги: вдруг кто-то из близких?
– Леся разбилась, – объяснил подошедший муж, сорвалась с форточки. Я положил ее в коробку, там, в туалете… Вряд ли она выживет…
Бедняга была вся в крови и часто дышала. Вера отодвинула своих растерявшихся мужчин и принялась за дело. Откуда что взялось, будто она каждый день спасала израненных животных. Но Леся потеряла много крови. В ее тускнеющем взоре Вера впервые увидела признательность, будто Леся говорила: «Прости меня, так уж получилось… эти птицы-нахалки… очень хотелось их проучить…».
– Леська, держись! – всей силой своей души призывала ее Вера. – Мы, бабы, народ живучий! Ты же кошка, которая должна всегда падать на все четыре лапы!
Но, видно, не судьба. Муж упаковал трупик в коробку из-под обуви, и они с сыном отправились в парк «Братцево» хоронить кошку. Вера с ними не пошла – нужно отмыть забрызганный кровью туалет и убраться в квартире. На душе было смуро.
* * *
В доме сделалось как-то пусто. Семья пребывала в унынии. Даже рыбки в аквариуме словно застыли – некому стало держать их в тонусе, гоняя по кругу. У мужа поминки по Лесе затянулись: «Никто меня так не понимал, как она, никто в жизни так не любил меня, как она», – причитал он сквозь пьяные слезы.
«А вдруг это какая-то неземная любовь, которая не разделяет своих избранников на людей и кошек? Так ли уж случайно Леська оказалась в их доме? – размышляла с грустью Вера. – Все мы, в конечном счете, “…Из праха вышли и в прах обратимся…” Может, та, которой суждено было родиться кошкой, и есть его единственная, именно Его Женщина? И только с ней он смог бы достичь небывалых высот в науке, не говоря уже о том, чтобы ради нее отказаться от возлияний? А ей, Вере, надо признать, это не удалось…»
