Великий князь Константин Николаевич. 1850-е гг.
Императрица явно испытывала Кавелина. Тут он, по его собственным словам, «не вытерпел и заметил, что Герцена погубило правительство незаслуженными преследованиями». Затем профессор, не смущаясь, объяснил, как и почему он заслужил репутацию «самого отчаянного либерала». Казалось, после этого осталось лишь откланяться. Но – чудо! – императрица внимала благосклонно. «Странное дело, – записал Кавелин в дневнике. – Говоря так прямо, я чувствовал, что совсем не играю ва-банк, а веду верную, беспроигрышную игру». Но ведь беспроигрышную игру вел не только он, но и его собеседница!
«Лучший день в моей жизни»
Конечно, гласность в конце концов лишь инструмент, средство, цель же – более глубокие перемены, создание нового не только на словах. И самое серьезное и даже опасное дело, без которого никакие реформы не могли сдвинуться с места, – отмена крепостного права. Почему опасное? Потому что оно затрагивало кровные интересы большинства населения страны. А поскольку интересы помещиков и крестьян были противоположны, то неосторожно проведенная реформа грозила или крестьянским бунтом (пугачевщину все помнили очень хорошо!), или недовольством опоры трона – дворян (эпоху дворцовых переворотов тоже никто не забыл!). Даже самовластный и не привыкший никому и ни в чем уступать Николай I в итоге так и не решился трогать крепостное право, хотя и относился к нему без всякой симпатии. Все его меры по этому поводу были на удивление робкими и бесплодными. Как же смог решиться его сын – гораздо менее авторитарный, склонный к компромиссам и к тому же поначалу чувствовавший не очень уверенно себя?
Судя по тому, что мы знаем, решение о неизбежности отмены крепостного права созревало в сознании молодого царя постепенно на протяжении нескольких лет. Уже сразу после подписания Парижского мирного договора в марте 1856 года Александр II произнес свою знаменитую московскую речь, обращенную к дворянам: «Слухи носятся, что я хочу дать свободу крестьянам. Это несправедливо, и вы можете сказать это всем направо и налево. Но чувство враждебное между крестьянами и их помещиками, к несчастию, существует, и от этого было уже несколько случаев неповиновения к помещикам. Я убежден, что рано или поздно мы должны к этому прийти. Я думаю, что вы одного мнения со мною, следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу».
Эта речь явна была прощупыванием почвы. Слова императора моментально разнеслись по всему государству. Помещики занервничали, многие задавались вопросом, как следует читать этот намек, что в нем важнее – первая или вторая часть? Возможно, Александр Николаевич пока и сам этого не знал.
Очень большую роль в том, чтобы настроить императора на более решительный лад, убедить его в том, что отмена крепостного права необходима не в отдаленном будущем, а в самое ближайшее время, сыграла великая княгиня Елена Павловна, жена его покойного дяди Михаила Павловича, в девичестве – принцесса Фредерика Шарлотта Вюртембергская. Она занимала совершенно особое место в большой семье Романовых. По общему признанию, Елена Павловна была красива, необыкновенно умна и прекрасно образованна – не так часто встречающееся сочетание! С глубоким уважением к великой княгине относился даже император Николай, называвший ее «мудрецом нашей семьи». В ее резиденции – Михайловском дворце – по четвергам собирался знаменитый салон, подобного которому в Петербурге не было. Здесь члены императорской семьи, сановники, министры встречались и беседовали с людьми, не имевшими доступа ко двору: писателями, учеными, художниками, либеральными чиновниками. «С изумительным искусством умела она группировать гостей так, чтобы вызвать государя и царицу на внимание и на разговор с личностями, для них нередко чуждыми и против которых они могли быть предубеждены; при этом все это делалось незаметно для непосвященных в тайны глаз и без утомления государя», – вспоминал один из таких чиновников – князь Дмитрий Оболенский. Очень характерная оговорка: Александр II действительно очень быстро «утомлялся», то есть не мог надолго концентрировать внимание на каком-то не очень ему близком и понятном деле (вспомним Мердера), и поэтому задачей настоящего царедворца было добиться нужной реакции быстро и ненавязчиво.
Наполеон III. 1860-e гг.
Другим представителем реформаторов внутри семьи был младший брат Александра Николаевича, второй сын Николая I Константин. По темпераменту и складу ума он не очень походил на старшего брата: был порывистым, увлекающимся человеком, дисциплину не любил ни в себе, ни в других, слыл либералом и гораздо больше брата интересовался делами гражданскими. Военно-морское ведомство, которым Константин Николаевич руководил по званию генерал-адмирала, стало во второй половине 1850-х годов образцовым: великий князь привлек сюда на службу множество молодых либеральных бюрократов, которые чуть позже заняли ключевые посты в самых разных отраслях управления: Михаил Рейтерн стал министром финансов, Александр Головнин – министром просвещения, Дмитрий Оболенский – товарищем (заместителем) министра государственных имуществ. Переписка Александра II с братом этих лет свидетельствует об очень близких, доверительных отношениях между ними.
Александр II прислушивался к Елене Павловне и Константину Николаевичу, но не только к ним: в противоположном лагере противников реформ тоже было немало неглупых людей и тонких царедворцев. В январе 1857 года был создан Секретный комитет по крестьянскому делу; и название, и состав этого органа явно пришли из прежних времен. Новый император, казалось, идет по пути отца. Но обстановка в стране успела измениться до неузнаваемости, и прежние келейные механизмы принятия решений уже не работали. Как бы умеренно ни был настроен самодержец, он все-таки хотел получить результат: внятный и исполнимый план отмены крепостного права. Но несколько сановников, собранных в комитете, были просто не способны ни к какому творчеству! Полагаться же на советы либеральных бюрократов император в это время еще опасался.
Так возник хитроумный план: изобразить отмену крепостного права как инициативу… самих помещиков. Логика была проста, как все гениальное: если поручить дворянству разрабатывать реформу, оно не сможет, не осмелится выступить против своего государя и общественного мнения. Помещикам придется заняться делом, которому они в душе, может, и не сочувствуют, и тем самым разделить с властью ответственность за происходящее. И вот в ноябре 1857 года Александр II подписывает рескрипт виленскому генерал-губернатору Назимову: как бы в ответ на просьбу местных помещиков им разрешается открыть особый дворянский комитет и разработать основания будущей реформы. Тем самым правительство впервые публично признало, что крепостное право вскоре будет отменено. Слово не воробей! Потихоньку похоронить дело стало уже невозможно, и борьба после этого разворачивалась уже не по поводу самой отмены крепостного права, а по поводу ее конкретных условий. Вскоре после этого «процесс пошел»: губернаторы прочих регионов стали наперебой заявлять, что и в их губернии дворяне жаждут послужить государю и отечеству. Рескрипты посыпались как из рога изобилия… А куда было деваться помещикам?
