Однако ситуация стала осложняться – в стране практически перестала действовать цензура, началась критика КПЧ, органов госбезопасности и юстиции, профсоюзов. Последовали отставки нескольких секретарей ЦК, профсоюзных руководителей, министра внутренних дел и генерального прокурора.
Именно тогда у советского руководства возникает резко негативное отношение к происходящему. Было видно, что Дубчек не справляется с ситуацией, в то время как из высших эшелонов власти удаляются просоветски настроенные деятели. Правда, как именно реагировать на ситуацию, было не ясно. Андропов, на которого в свое время тяжелое впечатление произвели венгерские события 1956 года, больше всего боялся, что в Праге события пойдут по венгерскому сценарию. Секретарь ЦК Б. Н. Пономарев предложил обратиться к чешскому руководству с письмом-предупреждением. Шелепин с самого начала заявил о себе как о стороннике самой жесткой политики – вплоть до силового вмешательства. Сам же Брежнев предложил провести на территории Чехословакии учения войск Варшавского Договора и таким образом оказать давление на чешское руководство.
Тем временем в чешских военных кругах заговорили о полном пересмотре всей оборонной политики – в качестве вариантов говорилось и о возможной ликвидации Варшавского Договора, и о провозглашении Чехословакией политики нейтралитета. И тем не менее, насколько позволяют судить материалы ЦК и Политбюро, Брежнев все еще занимал осторожную позицию, настаивая на политических, а не силовых вариантах решения чехословацкой проблемы. В этом его поддерживал Косыгин. Андропов и Устинов требовали принять решительные меры.
Окончательно позиция советского руководства, предусматривавшая возможность развития ситуации по двум вариантам – по пути политических решений и по пути применения крайних мер, была утверждена Политбюро ЦК КПСС 26–27 июля 1968 г. К тому времени стало ясно, что США не будут вмешиваться – они были слишком заинтересованы в переговорах на высшем уровне по вопросам разоружения.
Были подготовлены основные требования к чешскому руководству. Предлагалось, в частности, запретить деятельность всех политических организаций, выступающих против социализма; восстановить контроль партии за средствами массовой информации; отправить в отставку наиболее одиозных (с советской точки зрения) деятелей. Документ кончался, по сути, ультиматумом: «Только проведение этих мероприятий не на словах, а на деле позволит нам – социалистическим странам – не прибегать к крайним мерам. В противоположном случае, и мы говорим вам со всей прямотой, у нас не остается другого выхода, как прибегнуть к крайним мерам».
На переговорах с чешским руководством Брежнев всячески старался дать понять, что сам-то он не сторонник крайних мер, но его товарищи по Политбюро настаивают на более решительной политике. Впрочем, в узком кругу он высказывался вполне определенно: «Если бы я потерял Чехословакию, мне бы пришлось уйти с поста Генерального секретаря».
Переговоры успехом не увенчались. Дубчек вроде бы и соглашался на большинство советских требований, но, ссылаясь на сложную обстановку, ничего не предпринимал, а возможно, и не собирался предпринимать.
Пребывание делегации СССР в Венгрии. 30 ноября 1972 г.
21 августа 1968 года началась операция «Дунай». В Чехословакию были введены советские войска. В интервенции приняли участие также ГДР, Венгрия, Польша и Болгария (правда, немецкие войска в последний момент решили в страну не вводить, оставить на границе, чтобы не вызывать ассоциаций с немецкой оккупацией времен войны). Чехословацкое руководство было арестовано и вывезено в Москву. Население Чехословакии бурно протестовало, да и во всем мире высказывалось возмущение действиями СССР. Но потерять Чехословакию для советского руководства было страшнее…
«Пражская весна» аукнулась в Москве заморозками – напуганные чешскими событиями кремлевские идеологи начали закручивать гайки и выискивать крамолу. Первой под раздачу попала гуманитарная интеллигенция – историки, экономисты, философы.
Примеров можно приводить много. Было ликвидировано так называемое новое направление в историографии. Речь шла об изучении проблем абсолютизма в истории России, уровня развития капиталистических отношений, многоукладности в экономике страны, предпосылках и движущих силах Октябрьской революции. Лидерами нового направления были директор Института истории СССР П. В. Волобуев, историки К. Н. Тарновский, И. Ф. Гиндин, М. Я. Гефтер. В результате многие авторы надолго потеряли возможность публиковать свои исследования, сменилось руководство Института истории СССР, произошло очевидное отставание в изучении проблематики конца XIX – начала XX вв.
Жесткой (если не сказать зубодробительной) критике подвергались историки, пытавшиеся объективно разобраться в таких сложных явлениях, как коллективизация (В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий) или начало войны (А. М. Некрич). Вновь были ограничены возможности для работы в архивах, приоткрывших в начале 1960-х гг. часть секретных фондов для исследователей.
Доставалось и философам – в коллективной монографии «Ленинизм и диалектика общественного развития», по мнению партийных идеологов, содержался «ряд ценных разделов, но вместе с тем в ней имеются крупные ошибки принципиального характера».
Отказ от расширения экономических реформ повлек за собой критику тех экономистов, которые продолжали обосновывать необходимость применения рыночных механизмов в условиях советской экономики.
В результате в общественных науках произошел откат к ситуации если не 1940-х, то конца 1950-х годов.
Трудно сказать, в какой степени Брежнев инициировал эту политику, следил за ней или даже знал о ней. Но главным организатором «приведения к покорности» общественных наук был С. П. Трапезников, его давний соратник еще по Молдавии, занимавший должность заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС в 1965–1983 гг.
Если ситуация в общественных науках затрагивала прежде всего академические и университетские круги, то гораздо больший общественный отклик получила отставка А. Н. Твардовского с поста главного редактора «Нового мира» и изменения в составе редколлегии, а также история с Нобелевской премией А. И. Солженицына и его последующей высылкой из СССР. Любопытно, что на высылке Солженицына настаивал Андропов, а вот министр внутренних дел Н. А. Щёлоков направил на имя Брежнева записку, в которой возражал против подобной меры и одновременно достаточно цинично предлагал: «Надо не публично казнить врагов, а душить их в своих объятиях. Это элементарная истина, которую бы следовало знать тем товарищам, которые руководят литературой». Судя по многочисленным пометкам Брежнева на этой записке, она пришлась ему по душе, но на конфронтацию с большинством Политбюро он не пошел. Тем не менее и принимать окончательное решение не спешил. Лишь в феврале 1974 г. (то есть через четыре года после присуждения Солженицыну Нобелевской премии и первых предложений Андропова по его высылке) появился закрытый Указ Верховного Совета СССР о лишении Солженицына советского гражданства.
