Брежнев на трибуне Мавзолея.
Начало 80-х гг. стало уже временем очевидного кризиса, что было видно любому гражданину. Телевидение рассказывало об «интернациональной помощи братскому народу Афганистана», а в страну шли похоронки. В магазинах пропадали товары. Их не покупали, а доставали – многие вещи повседневного спроса оказались дефицитом. Доставали обувь и торты, рубашки и книги, автомобили и лекарства. Покупали в комиссионных магазинах или с рук, порой переплачивая за дефицит вдвое, доставали по блату. Во многих городах были введены талоны на покупку мяса или масла. Многие предприятия или научные институты практиковали вручение сотрудникам так называемых продуктовых наборов (обычно к праздникам). В Москве туда могла входить сырокопченая колбаса (например, венгерская салями) и банка растворимого кофе, а в провинции – что-нибудь попроще, крупа или «чай со слоном».
Номенклатура имела право отовариваться в закрытых распределителях, высшая ее часть – в специальной секции ГУМа. К этой категории относились партийные и государственные чиновники высокого ранга. Так как торговля в значительной мере была заменена распределением, неизбежно возникали нарушения. Возникала проблема «разных денег» – рядовые граждане могли купить на одну и ту же сумму много меньше, чем определенного уровня чиновники, которым дефицитные продукты нередко продавались даже по более низким ценам, чем в обычных магазинах. Впрочем, хорошо жили еще и работники торговли и общественного питания, распоряжавшиеся дефицитом по долгу службы. Стала реальностью теневая экономика, к которой были причастны широкие слои населения.
Менее заметными для рядовых граждан были кризисные тенденции в экономике страны. СССР пытался, по существу в одиночку, выдержать гонку вооружений с США, НАТО и Китаем. Огромные ресурсы направлялись в черную дыру военно-промышленного комплекса.
Нарастали диспропорции в развитии экономики. Страна оказывалась во все большей зависимости от экспорта нефти и газа. Росли объемы незавершенного строительства. Инвестиции в промышленность вязли в неэффективном хозяйственном механизме.
В. И. Воротников, в 1975–1979 гг. работавший первым заместителем председателя Совета министров РСФСР, писал в своих мемуарах: «Многих, в том числе и нас, членов ЦК, руководителей ряда областей и министерств, поражали равнодушие и бездеятельность высших партийных и государственных структур, молчаливо взиравших, как страна теряет темпы развития. Хотя чему было удивляться?! Л. И. Брежнев был неработоспособен уже много лет. Долго и самоотверженно тащивший экономический воз А. Н. Косыгин надорвался, тяжело заболел, в 1980 г. ушел в отставку, и вскоре, в декабре того же года, его не стало».
Академик Е. И. Чазов, много лет возглавлявший 4-е Главное управление при Министерстве здравоохранения СССР, или «Кремлевскую больницу», так описывает свою первую встречу с Брежневым в январе 1967 года: «В тот момент мне Брежнев понравился – статный, подтянутый мужчина с военной выправкой, приятная улыбка, располагающая к откровенности манера вести беседу, юмор, плавная речь (он тогда еще не шепелявил). Когда Брежнев хотел, он мог расположить к себе любого собеседника. Говорил он с достоинством, доброжелательством, знанием дела. Какая жизнь, какая судьба! Разве мог я предполагать тогда, что на моих глазах произойдет перерождение человека и невозможно будет узнать в дряхлом, разваливающемся старике былого статного красавца».
Первый инфаркт Брежнев перенес в Кишиневе в 1952 г., потом был микроинфаркт во время известного пленума 1957 года. Но в целом его здоровье оставалось хорошим.
Первые тревожные признаки появились в 1968 г., во время напряженных переговоров по Чехословакии. Брежнев вдруг впал в полуобморочное состояние. По мнению врачей, это было реакцией человека со слабой нервной системой на переутомление и прием снотворных средств. Брежнев действительно страдал бессонницей и принимал различные снотворные, иногда достаточно сильные. На этот раз все обошлось, через несколько часов Брежнев пришел в себя и переговоры продолжились.
Ситуация ухудшилась к началу 70-х годов – развитие атеросклероза мозговых сосудов начало сказываться на состоянии нервной системы Брежнева. Начиная с весны 1973 года у него изредка, видимо, в связи с переутомлением, начали появляться периоды слабости функций центральной нервной системы, сопровождавшиеся бессонницей. И опять в ход пошли сильные снотворные средства.
По этому поводу, вспоминает Чазов, у него состоялся серьезный разговор с Брежневым о проблемах его здоровья и его будущем: «Понимая, что обычными призывами к соблюдению здорового образа жизни таких людей, как Брежнев, не убедишь, я, памятуя разговор с Андроповым, перенес всю остроту на политическую основу проблемы, обсуждая его возможности сохранять в будущем позиции политического лидера и главы государства, когда его астения, склероз мозговых сосудов, мышечная слабость станут видны не только его друзьям, но и врагам, а самое главное – широким массам». Брежнев, конечно же, пообещал впредь учитывать все рекомендации врачей, но тем не менее ничего не изменилось.
В 1973 г. во время поездки в Америку состояние Брежнева еще удавалось скрывать от американских партнеров и журналистов.
Перед посещением в 1973 году СССР супругом английской королевы принцем Филиппом (он приезжал в качестве президента Международной федерации конного спорта) Форин-офис предоставил ему краткие характеристики лиц, с которыми ему предстояло встретиться. Леонид Брежнев там был описан как «волевой человек, излучающий уверенность и компетентность, не обладающий при этом блестящим интеллектом. Несмотря на цветущий вид, перенес несколько сердечных приступов. Любит охоту, футбол и вождение; по-английски не говорит».
Но в 1974 г. во время визита в Варшаву Брежнев уже и на публике вел себя неадекватно, и это, разумеется, было тут же подмечено и растиражировано.
Как писал Чазов, «теряя способность аналитического мышления, быстроту реакции, Брежнев все чаще и чаще не выдерживал рабочих нагрузок, сложных ситуаций. Происходили срывы, которые скрывать было уже невозможно. Их пытались объяснять по-разному: нарушением мозгового кровообращения, сердечными приступами, нередко им придавали политический оттенок».
Особенно заметно это стало после возвращения из Хельсинки. В 1975–1976 гг. Брежнев постепенно терял способность к самокритике, что было одним из ранних проявлений его болезни, связанной с активным развитием атеросклероза сосудов мозга. У него сформировалась какая-то странная смесь наивного тщеславия, сентиментальности и подозрительности. Неожиданно попал в опалу и в 1976 г. отправился послом в Японию член Политбюро, министр сельского хозяйства СССР Д. С. Полянский. Одной из причин называют его осторожную критику раздувания культа личности Брежнева.
В июне 1977 г. настала очередь Н. В. Подгорного, который в свое время сделал все, чтобы посадить Брежнева в кресло Генерального секретаря. По рассказам Подгорного, его смещение на очередном пленуме было похоже на анекдот: «Лёня рядом, все хорошо, вдруг выступает из Донецка секретарь обкома Качура и вносит предложение совместить посты Генсека и председателя Президиума Верховного Совета. Я обалдел. Спрашиваю: «Лёня, что это такое?» Он говорит: «Сам не пойму, но, видать, народ хочет так, народ». Подгорный стал пенсионером, а тяжелобольной к тому времени Брежнев получил пост председателя Президиума Верховного Совета СССР.
