Она пыталась отстранить лицо. Мои губы жадно искали ее губы,
я горел в пламени, как самый гадкий грешник, кровь кипит, в черепе грохот, шум
прибоя, в кости залит расплавленный свинец.
Я не помню, что делали мои руки, в памяти только
обрывки, я расстегивал «молнию», приподнимал платье, пальцы вздрагивали,
обожженные прикосновением к ее чистому девственному телу. Волна неистового жара
все нарастала, сладкая и мучительная боль, меня пронзило всего острой и
сладостной мукой, я застонал, захрипел, вспыхнул огонь, Вселенная взорвалась,
брызнули во все стороны галактики, а невыразимо прекрасное ощущение первовзрыва
длилось и длилось, я уже думал, что не вынесу этой сладкой пытки, очень не
скоро начала ослабевать, тускнеть, я обнаружил, что стою на подгибающихся от
изнеможения ногах на лестничной площадке, в моих руках самая прекрасная и
чистая девушка всей Вселенной, я ее безумно люблю и безумно страшусь потерять.
Ее хрупкое тело вздрагивало в моих руках. Лица я не видел,
подбородок упирается в мое плечо, но я слышал, как такая же дрожь пробегает и
по ее телу, постепенно затихая, затушевываясь, ослабевая.
– Что мы наделали… – услышал я быстрый шепот. –
Что мы натворили…
– Вероника, – выдохнул я жарко. – Вероника…
– Уходи, – сказала она мне прямо в ухо. – Сейчас
же уходи.
Я пытался удержать, но она выскользнула как серебристая
рыбка, быстро одолела одиннадцать ступенек, щелкнул замок, я увидел, как на
площадку упал узкий и резкий, как сварочная дуга, луч света.
И снова мрак, но теперь во мне пылал такой огонь, что,
даже очутись в открытом космосе, я согрел бы всю Вселенную.
Глава 5
Ворота начали распахиваться, когда я был еще за добрую сотню
метров. Я притормозил у будки, начал опускать стекло. Антон высунулся, его
руки замелькали, как крылья кулера:
– Не останавливайся!.. Срочно к шефу!
– Что-то случилось? – спросил я торопливо.
– Гони! – рявкнул Антон.
Я повел машину к главному входу. Руки мои дрожали, во
рту стало сухо, а сердце колотилось, как у трусливого зайца. Что узнал шеф? Что
я с Вероникой… или что-то еще открылось?
По дороге встретил Светлану Васильевну. Она пробежала от
меня в пяти шагах, мне почудилось, что ее щеки блестят от слез, нос распух и
покраснел.
В коридоре меня подхватил под руку Сергей, бегом
метнулся к двери, пронеслись через приемную, я успел увидеть испуганное лицо
Вероники.
В кабинете были Конон и Козаровский. Экран компа
светился. Конон был багровым, глаза налились кровью, как у взбешенного быка, а
рука терзает ворот рубашки. Конону явно трудно дышать, ярость ему сдавила горло
почище петли.
– Зайди на сайт, – прохрипел он. – Быстро!.. Да
быстрее же, черепаха!
У меня гора начала сползать с плеч. Страх еще леденил
внутренности, но, когда на экране высветился форум Светланы Васильевны, я едва
не вскрикнул от облегчения. Чем, несомненно, спас свою шкуру.
На форуме после неспешных и подробных переговоров, кто как
покупает мебель в Sims’е, как ходит в гости и сам принимает гостей, крупным
шрифтом шел отборный мат. Грязный, дикий. Кто-то в самых непристойных
выражениях объяснял, кто такая Светлана Васильевна, хозяйка сайта, и что он с
нею проделывает и как ее использует.
– Сейчас сотру, – сказал я торопливо. – Это все
стирается… Давайте я покажу… нет, лучше поставлю простенькую прогу, чтобы вы
сами легко удаляли все сообщения, которые не понравятся. Это называется
модераторство…
– Это называется… – рявкнул он. И громко сказал,
как это называется. Я в испуге оглянулся на дверь, по ту сторону Вероника,
но, к счастью, кабинет размером чуть меньше футбольного поля, а дверь там
двойная, со всеми возможными прослойками. – Что стереть, что стереть?..
Я этих гадов!.. Я этих гадов…
Его трясло от ярости. Никто никогда не наносил ему
оскорбления так явно, открыто и нагло. Причем прямо в его же доме. Он был
уверен, что с такой вот суперзащитой, которую я ему обеспечил, ни одна муха не
посмеет даже жужжать в радиусе километра от его усадьбы.
Козаровский сказал четко:
– Стереть – мало. Надо наказать виновных.
– Ну, – возразил я, – это не так просто…
Козаровский посмотрел мне прямо в глаза.
– Ты не понял? – спросил он с расстановкой. – Если
нужно стереть, то мы просто сотрем тех, кто это пишет.
– Это случается в Интернете, – сказал я
торопливо, – к этому надо относиться…
Конон заорал:
– Я знаю, как к этому относиться!.. Там нагадили!..
Я бы этих ублюдков растерзал собственными руками!..
Я вздохнул, сказал убеждающе:
– Это Интернет… Вы увидели только сладкое, но в нем, как и
во всем, хватает всего-всего. Сперва, верно, им пользовались только умные люди,
потом разные… теперь – все. В том числе и те, которые бьют стекла на
остановках, вспарывают сиденья в салоне троллейбуса, пишут в подъезде на стенах
эти же самые слова…
Конон был потрясен:
– В подъездах? Да хрен с ними, подъездами! А это…
это ж Интернет!
– Интернет уже давно не храм, – ответил я. – Сюда ломанулись
все… А в человеке есть что-то пакостливое. Когда заходишь на чей-то сайт,
а там не нравится, то так и подзуживает взять да и нагадить посреди этого
чистого зала большую вонючую кучу. Или плюнуть в чересчур красивую хрустальную
вазу. Ну, то же самое, когда человечек Достоевского видит большой прекрасный
дворец из хрусталя. Вы ведь помните, что он делает?
– Нет, – ответил Сергей честно. – Мы Доценко
читаем, не Достоевского.
– Я догадываюсь, – ответил я. – Человечек
Достоевского не желает из грязного подвала переселяться в чистый дворец.
А по ночам он подбирает грязные булыжники и швыряет во дворец!
И ликует, когда слышит звон разбитых стекол…
Сергей прорычал:
– Я бы этого хмыря… Как, гришь, его кликуха?
Достоевский?
Я подтвердил:
– Он самый. А еще он гомик. Это его люди гадят на
сайтах. Я ж говорю, что это есть у каждого, даже я, вот такой чистый и
замечательный, когда захожу на чужой сайт, который мне не нравится… Уже
говорил? Но я – человек занятой, у меня интересная работа, а что делать
подростку, у которого ни увлечений, ни ума, ни воспитания? Да он шалеет от
возможностей гадить в Интернете!.. До этого мог только в своем подъезде
нацарапать слово из трех букв, да еще, может быть, в подъезде соседнего дома,
где с местной шпаной курит травку. Зато в Интернете может обгадить стены в
красивом доме в Марьине, потом перепрыгнуть в дом в районе Медведкова,
расписать стены матом в доме на Тверской… Потом соображает, что в течение часа
может наследить не только в Москве, но и в Питере, Магадане, Ялте, Киеве… да
что там столицы уже очень не братских республик! Ведь можно оплевать окна и
витрины в США, Франции, Тайване!.. И все это, не выходя из-за стола, не
отходя от компа! Какой простор для человека Достоевского!..
