Конон прорычал со злостью:
– А почему… человек Достоевского?
– Потому что, – объяснил я терпеливо, – что из его
банды!.. До Достоевского считалось, что если кому-то хочется плюнуть в чистом
месте, то этот человек – урод. Родился уродом, извилины не такие. Вот все
и помалкивали, давили в себе темное, помогали расцветать светлому. Кому
хочется прослыть уродом? Ни в один приличный дом не пустят.
А Достоевский заявил, что на самом деле эта крохотная гнусность есть в
каждом из нас. И каждому из нас хочется смачно плюнуть, когда вокруг чересчур
чисто.
Конон часто дышал, я видел, с каким усилием он старался
взять себя в руки, совладать с собой, он даже сумел сказать почти нормальным
голосом:
– Ну, вообще-то из этого невеселого открытия можно сделать
два вывода. Вернее, все равно есть два пути поведения. К примеру, мало ли
что мне досталось от диких предков! Помню, в школе учили, что все в утробе
проходим от амебы до человека. У нас были жабры, хвост… Ну и что? Я ж
щас не восстанавливаю хвост или жабры? Я человек. А человек не должен
плевать в чистом месте, тогда на одних уборщицах разоримся…
– …или кто-нибудь поскользнется, – вставил Сергей очень
серьезно.
Конон кивнул, закончил:
– Потому человек не должен гадить ни в подъездах, ни в
Интернете. Так что, Руслан, возьми ребят, выясни, что там и как, нагрянь и проучи
этих достоевцев.
Козаровский кивнул, сказал:
– Как только яйцеголовый даст адрес.
Он посмотрел на меня почти злорадно, словно этот гад, что
излил грязную душонку в мате, мой ближайший родственник, а то и я сам лично.
Конон сказал так, словно выстрелил в меня в упор из
гранатомета:
– В чем дело? Чего мнешься?
Сергей вклинился:
– Шеф, я слышал, что найти их очень трудно. А то и
вовсе невозможно.
– Это правда? – спросил меня зло Конон. – Это
правда?
Земля подо мной зашаталась, словно я шел по подвесному мостику
над Ниагарой. Снизу донесся грозный рев, пахнуло холодом.
Мне страстно хотелось сказать, что да, найти невозможно, и
на этом закончить, но врать не люблю без очень уж острой необходимости.
– Почти, – ответил я. – Простака найти легко, а
умельца в самом деле непросто… Потому в подобных случаях мало кто станет искать
мелкого ублюдка, который оставил на его сайте слово из трех букв. Просто
сотрет, и все. Ну, то же самое, как ловить подростка, что расписывает стены в
подъезде… Отыскать можно любого, но это непросто. Надо тратить часы, а если тот
ублюдок умеет прятать следы, заходить с анонимайзеров, прокси-серверов, да еще
в те предутренние часы, когда вскоре будут автоматически стерты все старые
сообщения, а с ними и следы, то надо быть умелым программистом…
– Хакером? – спросил Сергей жадно.
Я поморщился:
– Не все программисты хакеры, как не все спортсмены и
военные идут в уголовники. Словом, даже самого умелого хакера можно вычислить,
если потратить дни, а то и недели. Но вот станет ли это делать простой
держатель сайта, если он не хакер? Или пусть даже умелый программист, но не
захочет из-за такого пустячка тратить выходные дни на отыскивание мелкого
хулиганчика, которому и лет-то десять-пятнадцать?
Сергей сопел, обиделся за спортсмена-уголовника, а Конон
сказал зловеще:
– Да и что станет делать этот программист, если отыщет?..
Гм… Словом, Андрий, отыщи-ка ты этого мерзавца. Отыщи!.. Мелкий он или крупный,
достиг возраста судимости или нет…
Я спросил, ужасаясь объему работы:
– Илья Юрьевич!.. Не станете же вы бить ребенка?
Конон удивился:
– Почему нет? Меня отец знаешь как порол? Я хорошо
помню отцовский ремень!.. До сих пор не курю.
Из-за его спины Козаровский сказал резко:
– Довольно болтать!.. Уже стер? Это мало. Дай мне его адрес.
Понимаешь? Не интернетовский, а улица, дом, квартира!
Я втайне ожидал, что яростная вспышка Конона скоро
пройдет, у него хватает важных дел, чтобы обращать внимание на сопляка,
пачкающего стены, но после обеда Конон потребовал меня к себе.
– Нашел? – спросил он свирепо.
– Ищу, – ответил я, хотя и не собирался искать. –
Но в Интернете следы прятать легче. Он может жить в соседнем доме, а то и
подъезде, а заходить через Америку…
Он прорычал:
– Знать ничего не хочу! Ищи.
Я тихонько вышел из кабинета, но, прикрывая дверь, как
мог выпрямился и принял беспечный вид. Вероника чуть приподняла голову, она
должна фиксировать, кто в каком состоянии покидает шефа, чтобы координировать
его посещение в будущем. Я поймал на себе ее внимательный и чуть тревожный
взгляд.
Милая, проговорил я одними губами. Не тревожься. Я всю
кровь отдам по капле, только бы тебе ничего не грозило.
Я вышел из приемной, но и в коридоре ощущал ее
тревожащий взгляд.
Вообще-то в Интернете все то же, что и в домах: большинство
просто прячется за железными дверями ограниченного доступа и набором замков
повышенной секретности: паролями, регистрацией и прочими прибамбасами.
Большинство идентификацию связывают с емэйлом, и, чтобы нагадить во второй раз,
надо менять емэйл. Это не сложно, но утомительно, надо очень уж ненавидеть
кого-то, чтобы всякий раз проходить долгий путь регистрации нового почтового
ящика.
Другой путь для тех, кто знает, как обращаться с логами.
В этом случае вычисляют гада, после чего со скриншотом и логами направляют
письмо провайдеру. Никакой провайдер, как бы ни жаждал заполучить клиентов, не
хочет скандала, удара по репутации, что лишит остальных клиентов, и потому
такого хулигана после строгого предупреждения попросту отключают. В этом
отношении Интернет – единая нация, и жалоба одинаково принимается в
Мытищах, в США и в Ираке. С той лишь разницей, что у нас могут
оштрафовать, в США – просто отключить, а в Ираке гуманно отрубят правую
руку.
Я уже настро??лся на долгое преследование, на
разгадывание, но это оказался обычный сопляк из тех, кто еще вчера расписывал
стены подъезда, а сегодня то же самое делает на чужих сайтах.
Ни прокси, ни анонимайзеры – обычный ай-пи, правда,
динамичный, что не давало возможности засечь вот так сразу, пришлось
связываться с провайдером. Провайдеры, как бы ни пытались сохранить клиентов,
все же не заинтересованы в скандалах и расследованиях, сами стараются
избавляться от таких клиентов. Я предъявил скриншот, логи и уже через
полчаса протянул Козаровскому распечатанный на принтере адрес.
– Ну и что? – спросил я.
– А дальше наше дело, – ответил Козаровский
резко. – Кстати, ты поедешь с нами.
У меня в желудке похолодело.
