Пока он опорожнял рюкзак, я рассказал, как Антон обшаривал
все телеканалы, ведь в особняке Конона принимают телепередачи со всего мира,
везде либо клоуны, либо депутаты. Аверьян поржал, Нинель поморщилась:
– Нашли, над чем смеяться, придурки.
– А что? – дивился Аверьян.
– Как не стыдно гыгыкать над депутатами!
– Над избранниками народа? – переспросил Аверьян
понимающе.
Нинель окрысилась так зло, что я сразу подумал, не родня ли
у нее в Госдуме.
– Вот-вот!.. Придурки, как есть два придурка, пыльным мешком
из-за угла прибитые. Ума как в задней ляжк?? таракана, а туда же, умничают!..
Сами смеетесь над телевидением, а оно в ваших мозгах придурков уже сформировало
образ депутата, как образ придурка еще круче, чем вы сами, который не свяжет
двух слов. Вы слышали хоть раз, чтобы их назвали просто депутатами? Как ни
включу ящик, так – «народные избранники»!.. С такой издевочкой, что
сразу понимаешь – речь идет о таком тупорылом мужичье, что дальше некуда.
Вот и вы двое подгавкиваете! Я бы этих, которые с экрана называют
депутатов «народными избранниками», – сразу в концлагерь лет на сто!..
Одно дело – пара идиотов, они везде есть… и среди депутатов, и даже баймы
делают, но весь депутатский корпус назвать вот так?.. Так чего же удивляться,
что туда умные не очень-то рвутся, а либо бандиты, либо наглая сволочь, либо непрошибаемые
идиоты?.. Что варежки открыли?.. Ладно, топайте в гастроном, что вы другое
понимаете…
Мы вышли, подталкиваемые в спины. Аверьян ошалело покрутил
головой.
– Во напор!
– У нее отец не депутат? – поинтересовался я.
Аверьян посмотрел с укором.
– И ты тоже?
– Извини, – сказал я поспешно. – Весь день кручусь
посреди… рыночных отношений, так что везде начинаю усматривать личную корысть.
Где тут гастроном?
– Ближайший или лучший?
– Я вижу, ты здесь уже все просек. И какая
продавщица замужем, какая податливей?
– Все просек, – сообщил Аверьян гордо. – Пойдем,
скину на твой хард кое-какую информашку.
Вообще-то он принес кое-что еще вчера, но мы народ битый,
знаем, что, сколько ни возьми, все равно два раза к гастроному бегать, так что
вот сейчас все заранее, мы же яйцеголовые, а яйцеголовые, по определению, умные
и знают, что капля никотина убивает лошадь, а капля хорошего коньяка лечит даже
программиста, а не только табун лошадей.
Возле винно-водочного ларька с желто-зелеными баночками в
руках трое лиц кавказской национальности. И хоть говорят, что нет такой
национальности, но пусть не #%$&ят: такая национальность есть. В нее
входят как чечены, так и грузины, армяне и всякие там азеры. Неважно, кто из
них мусульманин или христианин с тысячелетней историей, все они одинаково,
да-да, одинаково нагло себя ведут на улицах наших русских городов, пристают к
нашим женщинам…
Эти трое оценивающе осматривали проходящих мимо девушек,
один смачно сплевывал на середину тротуара, второй что-то выкрикивал вдогонку.
Женщины горбились, ускоряли шаг.
Аверьян медленно закипал. Я сказал предостерегающе:
– Не заводись, не заводись!
– Да пошел ты…
Кавказцы уже заметили Аверьяна, повернулись. Он двигался на
них как танк, голову втянул в плечи. Я вздохнул, шагнул в сторону и сунул руку
за полу куртки.
Аверьян взревел:
– Мрази!.. Всех убьем в нашей России!
Он ударил слепо, зло, не очень умело, но кавказцы были не
готовы, русские всегда долго исходят матом, а на продолжение их обычно не
хватает, и чернявый отлетел на два метра, как будто кролика лягнул копытом
брабантский жеребец.
Третий кавказец, самый старший, красавец с роскошными усами,
который не сплевывал и не ржал вслед женщинам, сразу взглянул на меня. Взгляд
был острый, оценивающий. Я вспомнил Конона, всю его власть, его возможности
отмазать в милиции и даже расправу над пакостником, это все отразилось на моем
лице, а руку я все еще держал за полой и даже слегка оттопырил там указательный
палец.
– Гасан, – резко бросил усатый. – Махмуд!..
Я не понял, что он еще прокричал им на своем гортанном
наречии, но оба подхватили сбитого наземь, быстро утащили за будку. Аверьян
стоял, покачиваясь, как сорокапушечный фрегат на волнах, глаза дикие, ноздри
раздуваются, кулаки сжаты до треска суставов.
Я медленно вытащил руку, размял пальцы, будто они
только что сжимали рукоять магнума.
– Пойдем, Аверьян. А то закроют на обед.
Он судорожно оглянулся.
– На обед?.. Пойдем, пойдем скорее… Погоди, какой обед в
шесть вечера?
– Неважно, – ответил я. – Кое-где все еще
социализм.
Мы перешли на другую сторону, вон распахнутые двери
гастронома, но Аверьян все еще исходит ненавистью, глаза сверкают, даже не
сообразил еще, что впервые со времен детства ударил человека… да еще и так
круто, клево, сокрушающе!
Я сам чувствовал, что этих наглых тварей без всякой
жалости бросил бы под гусеницы танка, но посмотрел на злого Аверьяна,
расхохотался.
– Погоди, а почему они тебе так не ндравятся?
– А тебе ндравятся? – ответил он еще злее.
– Нет, ты сперва скажи, за кого баймаешь в ролевухе: за
колдуна, некроманта, паладина, варвара…
– Варвара, конечно, – ответил Аверьян. – При чем
тут…
– А при том, что это тоже варвары. Что, не так? Они
ведут себя в жизни так, как ты осмеливаешься вести себя только в баймах.
Свободно, не придерживаясь никаких норм цивилизованного города.
И приставать к женщинам им не стыдно. Тем более чужим! Ты же в баймах тоже
не церемонишься!
Аверьян побагровел от негодования, хотел возразить,
поперхнулся, закашлялся. Я постучал по его широкой спине.
– Ты… – прохрипел он, – ты… чего… мелешь…
Я напомнил уже не так весело:
– Да и не только в баймах. Помнишь, когда ты приезжал в
Москву в командировки, ты как… варварничал? Мол, мы столичного лоску не знаем,
мы из леса, нам любую прынцессу разве что в позу пьющей козы… А вот когда
возвращался в свою Тьмутаракань, там снова становился цивилизованным, ха-ха!
Аверьян раскашлялся сильнее, прохрипел:
– Пошел ты…
– Поймался, – сообщил я. – Признавайся. Ладно,
можешь не признаваться! Самые трудные слова на свете – это «я был не
прав». Не любишь варваров… других. Да, это самый идеальный вариант, когда все
вокруг цивилизованные, сдержанные и культурные, а ты один такой раскованный,
без комплексов и предрассудков! Вот и получи…
В гастрономе загрузились, на нас посматривали с опасливым
недоумением даже продавщицы. Явились с потрепанной сумкой и старым рюкзаком, на
какой только мусорке подобрали, но берут дорогие коньяки, французские вина,
натуральное шампанское…
