Антон подпрыгнул, лицо сразу стало злое, кожа натянулась, в
глазах засверкала подлинная ярость.
– Крыша поехала?..
– А чо?
– Стрелялки сотри! – сорвался Антон. –
А Sims… это игра!..
– Хреновина, а не игра, – сказал Сергей
хладнокровно. – Ты ж вроде в дайкатану режешься? А зачем-то занял под
аддоны Sims’а полвинта!.. Два особняка для своих любимцев отстроил!
Я видел, как ты для одних все тащишь, а другим фиг… Что, не так?
На Антона смотрел с интересом уже и Иван, а он извивался,
как уж на горячей сковороде. Сказал с самым несчастным видом:
– Это не потому, что та семья мои любимцы!.. Я просто
по отношению к ним едва-едва не сподличал.
– Как это?
– Понимаешь, – ответил Антон непривычно жалко, –
там такая опция, что когда выселяешь семью, то остаются только голые стены
дома. А покупать мебель и дорого, и муторно. И денег нет, да и потом
у меня руки кривые: что ни поставлю, либо не так, либо дисгармония… А вот
если семья помрет, то остается вся мебель, цветы, картины на стенах, рыбки в
аквариуме… Вот я и… Это Андрий, гад, подсказал!.. Не знаю, всерьез или хотел
подколоться… Завел я их по подсказе этого гада в одну пустую комнатку, а двери
и убрал вовсе. Бьются они в четырех стенах, кричат, плачут, ко мне ручки
протягивают!.. Добро бы только мужик, а то и жена, и двое детей… Долго я
крепился, а они, гады, как назло, так долго не умирают! От голода уже шатаются,
падают, я включил на ускоренный режим, все мельтешит, слышу их крики, жалобы,
стоны, они протягивают ко мне свои крохотные баймушечные ручки… Не выдержал,
отключил звук. Все равно жутковато… Слышу, в сердце кольнуло, да так остро!
Пошел к аптечке, там Вероника для шефа хранит всякие валокордины, накапал
впервые в жизни, выпил. До чего же горькая гадость!
Сергей подтолкнул с живейшим интересом:
– Ну-ну, дальше.
– Вернулся, а они еще живы. Дети уже лежат, вот-вот
кончатся, одни скелетики, едва обтянутые кожей, мать над ними ревет, сама
вот-вот погаснет, а мужик все еще на стены кидается, кричит, руками мне машет:
что ж ты, гад, такое делаешь? Ну, дрогнуло во мне… Как мог побыстрее сломал им
стенку. Мужик бросился на кухню, но, пока добежал до холодильника, я уже сам
вошел в фоновый режим, поставил перед ними еду. Уф, начали есть, потом на трое суток
в сон. С работы его выгнали, не стали выяснять, что это я, сволочь, все
устроил. Детей едва-едва не отдали в военную школу… Так что я уж за ними теперь
ходю, все условия, кое-что продал из мебели, только бы их здоровье поправить…
Сергей заржал как конь:
– То-то они у тебя теперь в самом роскошном доме!
Заглаживаешь вину?
– Да что вину, я ж их чуть не угробил! Хорошо, что все-таки
успел остановиться. А то просто и не знаю, что бы дальше со мной было…
Он повернулся и смерил меня враждебным взглядом. Я горбился
и старался стать поменьше ростом. Да, я в самом деле брякнул такое, но не
думал, что этот здоровяк к этому отнесется так… чувствительно. Все мы уже
знаем, что Антон успел повоевать в Афгане, был снайпером в Чечне, убивал
хладнокровно, аппетита не терял, спал без кошмаров, всегда веселый и
жизнерадостный. Скажи кому, что этот недавний убийца, пачками убивавший людей,
сейчас не смог убить компьютерных персонажей… рука не поднялась, то тут же
потащит в психлечебницу.
Но Сергей и Иван… я оглядывал смеющиеся лица и не верил
глазам. Эти тоже… кандидаты в психушку, если взять за единицу измерения диагноз
моего отца или Валериана Васильевича. А здесь хоть и посмеиваются над
Антоном, но понимают. Сами тоже вряд ли смогут убить умоляющих о пощаде
маленьких нарисованных человечков. Нет, нарисованных смогут… наверное, смогут,
там слишком велика условность, но вот этих, полигонных, почти настоящих,
которых сам развивал, апгрейдил, выращивал с пеленок и о которых заботился…
До вечера еще как до соседней галактики, а время застыло,
будто я поденка, у которой вся жизнь укладывается от рассвета и до захода.
Выбрался на террасу, разложил ноутбук на коленях, поработал
со скриптами нашей баймы. В двух окошках мелькают кадры последних
новостей, передают прямо с места событий. На одном террористы захватывают
заложников, за ними следят восемь телекамер, в другом окошке старый мир
допотопных динозавров собрался в огромном зале, все пышно и старомодно красиво,
эти люди прошлой отмирающей эпохи называют какие-то имена, интересные только
для них самих и таких же динозавров, не способных переползти в новый век,
вручают позолоченные статуэтки по имени «Оскар», и все за нечто непонятное:
актерское мастерство, режиссуру, спецэффекты, операторскую работу…
Все равно что присуждать высокие награды за бег в мешках или
прыжки спиной вперед. Или за производство фотографий методом дагерротипии.
Но злость моя на этот уходящий мир была какая-то неживая,
вяленькая. Перед глазами то и дело разгорался неземной свет, сердце начинало
колотиться чаще, а в груди чувствовал смутное, но сильное томление.
Кто-то сказал, что в любви все возрасты проворны. Так что
Конон все еще пользуется ее телом, все еще сопит над нею в постели, мнет ее
грудь, забрасывает ее длинные ноги себе на плечи, они смотрят друг другу в
глаза…
Я задыхался от бешеной ревности, меня трясло как в
лихорадке. В голове стук и неумолчный треск, рев водопада, красная пелена
перед глазами, словно идет кровавый ливень.
Насильно милую не будешь, попытался я убедить себя. Вероника
свободна в своих решениях и поступках. Она не рабыня, ей ничего не стоит уйти.
Она в самом деле любит этого старого монстра, могучего вожака, но все же
одинокого, теперь это замечаю даже я…
Внезапно, словно меня включили, я обнаружил себя в коридоре.
Перед самым носом кожаная обивка двери приемной. Знаю, по ту сторону –
солнечный простор, запахи духов… легкий, но просторный стол, а за столом… как
только я войду, она поднимет голову, ее глаза отыщут мое лицо… но чтоб продлилась
жизнь моя, но чтоб продлилась жизнь моя…
Пальцы мои суетливо поправили сумку на плече, теперь с
ноутбуком не расстаюсь, пощупали «молнию» на ширинке. Дверь я открыл, как будто
вступал в храм, настоящий храм, даже для третьего тысячелетия храм…
Солнце все так же бьет ей в спину, как и тогда, почти год
тому. Яркие отблески на мебели, полированной поверхности стола, даже на очках.
– Вероника, – сказало мое сердце. – Вероника…
– Здравствуй, Андрий, – ответил мне ясный чистый голос,
вымытый в Aqua minerale.
Я сжал сердце обеими руками, перехватил управление и
сказал уже сам:
– Илья Юрьевич… как он?
– Погоди, сейчас узнаю… Илья Юрьевич, в приемной Андрий.
Что? Хорошо.
Я видел сквозь солнечный блеск в глазах, как чистая
ангельская рука опустила телефонную трубку. Тот же ясный голос произнес:
